Евгений Водолазкин. Брисбен. Сергей Овчинников

ахотел дочитать. Текст простоватый, не слишком метафоричный. Скупые описания. Всего этого автору достаточно, чтобы контексты отрывались от бумаги и оживали.

      В центре повествования судьба знаменитого музыканта, переживающего творческий кризис в связи с прогрессирующим заболеванием. Герой, насколько могу судить, не имеет реального прототипа, но при этом он экстремально знаменит.

       О тексте и стилистике

      Буквально сразу обращает на себя внимание манера давать в скобках уточняющие комментарии. Там – в скобках – оказываются порой целые фразы и прямая речь кого-то из персонажей. Приём вроде бы совсем не художественный, но вписывается хорошо и язык не портит, а может и придаёт ему то, что принято называть почерком, самобытностью.

      «Они (бабушка первая) осторожно спускались по ступеням».

      «Всё как положено: забитые до предела книжные полки (мужу дарят много книг, мы же их давно не покупаем), где вертикальная расстановка соседствует с горизонтальной».

      «Книги на столах, на кроватях, на полу, на микроволновке и стиральной машине (писатель любит читать в ванной)».

      Продолжая о стилистике, в качестве иллюстрации:

      «Катя утыкается лицом в плечо Нестора. Нестор гладит ее по голове. Передние машины трогаются с места, задние сигналят. Катя резко стартует и чуть не врезается в черную Ауди. От удара о стекло после резкого торможения ее и Нестора спасают ремни безопасности».

      Ритм текста не меняется независимо от того, что происходит в кадре, и происходит ли вообще что-либо или же это всего лишь мысли главного героя. Если бы в приведенном отрывке Катя все-таки догнала чёрную Ауди, на ритме это никак не отразилось бы. Может показаться монотонным, а то и нудным. Про повторы сейчас не будем – редактор не поправил – значит пусть так.

      Я вот нахожу это малоинтонированное бормотанье, по меньшей мере, обаятельным. Оно узнаваемо, демократично, хорошо вмещает в себя ровный же юмор, когда смех не накладывается фонограммой и автор не смеётся первым над своей шуткой, а спокойно дожидается реакции читателя, какой бы она ни оказалась.

      Приведенный отрывок ни в коей мере шутливым назвать нельзя, зато здесь встроена своего рода «драматургия». Смотрите: если идти последовательно, как и происходит чтение в обычном режиме, то взгляд цепляется за оборот «чуть не врезается», который на фоне размеренного, усыпляющего нарратива довольно напряжён. Читатель выходит из равновесного состояния. Следом он сначала выхватывает «от удара о стекло» и уже готовится увидеть кровь и, возможно, что-то ещё более травмирующее психику. И только в конце следует успокаивающее: «спасают ремни безопасности».

      Если уместна метафора: курс акций в итоге почти не изменился, но котировки успели сходить вверх-вниз с изрядной амплитудой. Понятно, что инсайдер, он же бенефициар, здесь только один.

      В результате нервозная атмосфера сюжетных перипетий ещё и так, исподволь, передаётся читающему. Кто-то скажет: «Мастерски». Другие (и я в том числе) будут робко напоминать о манипуляциях. На что первые вполне резонно возразят, дескать, любая большая проза сильна подтекстом, аллюзиями и коннотациями, а это тоже своего рода манипулятивные приёмы. Полемизировать можно долго. Но главное для себя понять и читать дальше, если нравится. Учитывая образовательный и профессиональный (дописательский) профиль уважаемого Евгения Германовича, подобные приёмы случайными точно не назовёшь. А как к ним относиться – на ваше усмотрение. Для тех же, кто, как и я, любит забегать вперёд, ни драматургии, ни манипуляции не случилось, но мы за это не в обиде!