У нее тоже была запретная тема, о которой знали все, – пьянство мужа, об этом мы тоже не говорили.
День премьеры неумолимо приближался. Это произошло в субботу 21 ноября 1951 года.
Если бы не поддержка со всех сторон, мои дрожащие ноги не смогли бы вообще вынести меня на сцену, а руки, наверное, не удалось бы оторвать от занавеса, в который я вцепилась мертвой хваткой. От ужаса перед предстоящим я плохо соображала, что делаю.
И вдруг совершенно спокойный голос:
– Жижи, я жду тебя на сцене…
Я даже не помню, кто именно это произнес, но сказано было удивительно верно, я вдруг почувствовала, что трясущаяся от страха Одри перестала существовать и появилась Жижи, которая вон там, на ярко освещенном кусочке мира, должна прожить часть своей жизни. А что при этом на нее посмотрят, так ничего, для этого все и затеяно.
Я окунулась в жизнь Жижи, перестала думать о зале, даже об ответственности, не вспоминала интонацию, с которой должна произнести что-то, я просто жила и даже пожалела, когда все закончилось.
Но потом был ужасный момент, всего миг, за который я решила, что кино в тысячу раз легче театра, потому что можно не ходить в кинозалы и не читать рецензий, а на сцене сразу слышно, приняли спектакль или нет.
Занавес опустился, и… тишина! Позже мне твердили, что аплодисменты прозвучали сразу, но тогда показалось, что прошло как минимум полчаса, я даже чуть не расплакалась. Взвинченные до предела нервы не могли выдержать и секундной задержки. Я с ужасом перевела взгляд на Кэтлин, мелькнула мысль: неужели провал?! Глаза Кэтлин улыбались, и тут из зала докатились звуки аплодисментов.
Крепко держа меня за руку во время поклона, Кэтлин с удовольствием сказала:
– Молодец, девочка!
Режиссер спектакля Раймон Руло хмыкнул:
– Посмотрим, что скажут господа журналисты…
Журналисты сказали то, что меня сильно расстроило. Газеты очень сдержанно отнеслись к самому спектаклю, почти не заметили прекрасную игру Кэтлин, зато почему-то хвалили меня саму!
Гримерная завалена букетами.
– Откуда это?!
Готлиб хохотал:
– Из цветочных магазинов.
– Но почему все принесли ко мне?!
– Потому что их передали тебе.
Я не могла понять:
– Так нечестно, я играла много хуже всех, я просто бездарь и неумеха!
– Публика дарит цветы тем, кто ей понравился больше всего.
Мы пили шампанское, а я все пыталась извиниться перед остальными.
– Да за что, Одри?!
– Я играю хуже всех, я самая неумелая, а превозносят меня.
Кэтлин Несбитт рассмеялась:
– Это хорошо, что ты понимаешь, что умеешь не все,