В дверь настойчиво стучали, пришлось открывать – в тамбуре стоял милицейский.
– Гражданин, вы знакомы с Александром Павловичем Абрикосовым? – спросил лейтенант, отгоняя от себя амбре планшетом.
– Санька-то? Да. Друг мой, – трудовик ударил себя в грудь, скривился и кашлянул прямо на милицейского. Лейтенант стерпел и предложил пройти внутрь квартиры. – Как потерялся? – воскликнул Степан Михайлович.
– Да, его нет всего день, но он муж маминой подруги, поэтому уже ищем. А вы, судя по показаниям его жены и охранника школы, последний, кто его видел.
– Я? Да я же вчера вечером сидел, масленицу делал… – Степан Михайлович сгреб брови в кучу и задумался.
– Мы уже были в вашем кабинете. Три бутылки водки, портфель Александра Павловича и повсюду раскиданная сухая трава, – лейтенант укоризненно взглянул на трудовика, косившегося на рассол.
– А масленица, чучело где? – Степан Михайлович схватился за сердце.
– Установлена на пустыре за школой, как я видел. – Трудовик почувствовал облегчение, радуясь, что не получит новых упреков от директора.
И тут он начал вспоминать, что вчера произошло.
Саня Абрикос брел домой угрюмый, похожий на курагу. Степа шел из магазина – в левой руке он нес остатки соломы для чучела, в правой – авоську с бутылками. Абрикос поведал другу, что у него задержали зарплату, а трудовик, размахивая сумкой, сказал, что он по папе фармацевт и скоро вот-вот снимет головную боль товарища.
Абрикос был скисший до невозможного. Его не радовали ни анекдоты, ни споры на деньги. Он не раздобрел даже после первых пяти стопок. Понимая, что друга нужно спасать, Степа решил его привлечь к коллективному труду на благо общества.
Трудовик командовал, Александр Павлович мастерил:
– Три раза отмерь, один отрежь!
– Степа, там же говорится: «семь раз отмерь…».
– Это для детей. В нашем деле главное – не переусердствовать! – сказал трудовик и махнул новую стопку.
Сидя на кухне, лейтенант записывал слово в слово за Степаном Михайловичем. Последний вышел в туалет, совмещенный с ванной комнатой. Дирижируя пальцами ног под звук скупой зловонной струи, Степан Михайлович заглянул в ведро для грязного белья.
Там, на самой вершине нестиранного Эльбруса лежала кофта с окровавленными рукавами. Трудовик огляделся и, не найдя никого, кто мог бы подложить кофту, в тихом ужасе опустился на унитаз, продолжая вспоминать вчерашние события.
Когда чучело было сделано наполовину, друзья допивали вторую бутылку. Они сидели за соседними партами, закинув ноги на столешницы. Масленица одиноко стояла у доски.
– На бабу похожа, – сделал вывод Степан, оглядев чучело.
– Как по мне – мужик мужиком, сам посмотри! – возразил Абрикос, размахивая руками.
– Баба.
– Мужик!
– Ха, мужик да мужик. Абрикос, ты чо, гей? – спросил помутневший