Просыпаюсь я однажды, а рядом Гера сидит – конвертик в руках держит и глаз с него не сводит. Тихо так в комнате. Подошла я к нему сзади, до плеча дотронулась, а он и не дрогнул даже. Только прошептал: «Вот ты, Сонечка, вернулась, а Каночка наша нет». Много наша малышка плакала…
Похоронили да жили дальше, как обычно. Только я покой потеряла. Видно, дочка моя забрала. В груди досада пухла, ядом своим отравляла. Будто обманул меня кто. Будто стены надо мной смеются. И так укрыться захотелось, не видеть, не слышать. Я и не видела, не замечала ничего. Лишь пелёнки да чепчики с глаз убрать не могла. С ними и засыпала. Гера склонялся надо мной, берёзкой плакучей словно. Тоньше ещё стал, плечи опали, а на висках седина припорошила. Вот таким я его и запомнила.
– В каком смысле, тёть Сонь? А сейчас он где?
– Знать, меня сторожит. Я вот проснулась, а он… Да и как проснуться, коли не засыпал никогда?
– Что ж это – всё сон? И долго же вы спали?
– Долго, видать. Братец мой возмужал – не узнать, деток нарожал. Вон, какие вы уже большенькие выросли.
– Да уж, тёть Сонь. А ведь и правда, я-то вас совсем редко видела. Неужто спали вы всё время?
– Для кого спала, а для кого…
– А вам не жалко, что всю жизнь вот так? Проспали?
– Жалко? Упаси Бог! Я ведь жила…
– Но ведь это всё не взаправду…
– Не знаю… В чём правда-то? Не в том ли, что сердце моё колотилось, когда малышку к груди прижимала? Или правда – в боли жгучей, когда дитя моё не проснулось? Что значит «взаправду»? Коли не спишь да не чувствуешь ничегошеньки, как чурбан – это взаправду? Всё было в моей жизни – жизнь была, потому как познала я и скорби, и радости. И Гера был…
– Вы его больше не видели? Ну… Не снился он вам больше?
– Бессонница у меня, детонька… Не спится мне.
А может быть, я сплю ещё и проснусь скоро с Герой моим рядом? Кто знает? Хотя… Я и раньше могла догадаться. Ведь вся жизнь, как вспышки фотокамеры: бах – свет, бах – темень. И ошмётки токмо в памяти – не склеить, не слепить. Видно, не хотела догадываться-то. Да и проку? Любила я, меня любили – чего ещё надобно-то? Вот человеку главное – счастье сыскать. А сыскав, кто ж по сторонам озирается? Так и проморгать можно. Вот и я нашла, а где… не велика важность.
– Тёть, а вы адрес помните? Где с Герой жили?
– А как же? Помню-помню.
– Так может, прогуляемся? Поглядим?
– А что, почему нет? Ишь ты, молодец – придумала!
Улица переменилась: запахи не те, шум да гул. Машины тарахтят, дымят – свет Божий не видно. Но берег этот я узнаю, пологий склон и пляж песчаный. Водица всё та же, но покров утеряла свой – туманец сошёл, оголил все прелести – блестит теперь, переливается. Не мудрено – скрывать-то больше некого. Да… Цвета ярче, но глазам больнее. Краски обжигают будто. Так и хочется зажмуриться покрепче да убежать, спрятаться.
Вот и дом, родной до последнего кирпичика, но в то же время и чужой. Подумать