ОГОНЁК
…рецессивные аллели влияют
на признаки только
в гомозиготном состоянии
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич
Не знаю отчего,
Я так мечтал
На поезде поехать.
Вот – с поезда сошёл,
И некуда идти.
ГЛАВА 1
В один из жарких июльских дней, когда с безоблачного неба струилось дремотное марево, часа в три пополудни на одном из строительных объектов Москвы случилось чрезвычайное происшествие. Некий монтажник, будучи в состоянии похмельного синдрома, неловким движением выхватил из ящика здоровенный анкерный болт, а он возьми да выскользни из его мозолистой руки. Жалобно звякнув о балку, крепежное изделие полетело с четвертого этажа. Как раз в то самое время внизу прораб Николай Кузькин решительным шагом направлялся к стропальщикам, устроившим незапланированный перекур. Он собирался крикнуть этим аморальным бездельникам «Хули расселись?!», но успел произнести только первое слово. В следующее мгновение анкерный болт, набравший в соответствии с формулой ускорения свободного падения приличную скорость, ударил прораба аккуратно в самое его рыжее темечко. Хрясь! Несчастный тотчас обмяк и рухнул на гравий. Происшествие получилось довольно эффектное, казалось, сверкающий перст божий покарал сквернослова. Ошеломленные рабочие поначалу не двигались с места и только спустя немного побежали вызывать «скорую». Минут через надцать понаехало начальство, а через полчаса, наконец, подоспела и скорая медицинская помощь. Прораба Кузькина по настоянию начальства увезли не куда-нибудь, а в Склиф. Там Кузькина подключили к системе жизнеобеспечения, поскольку он впал в запредельную кому четвёртой степени и, по словам лечащего врача Рогова, дело его было дрянь.
После этого случая все на стройке целых две недели ходили в касках. Кузькина несколько дней жалели, да так, что двое в медвытрезвитель попали. А между тем история прораба только начиналась. Череп его оказался на редкость крепким и почти не пострадал. Мозг был целёхонек, в нем не обнаружилось даже ни одной маломальской гематомы. Причину комы никому так и не удалось установить. Такие обстоятельства весьма удивляли всех врачей. Один профессор даже привел студентов посмотреть на Кузькина. Однако сей факт не привел к излечению бедняги. Напротив, через две недели энцефалограмма показала, что мозг пациента безвозвратно умер, и персонал тянул с отключением тела от аппаратуры лишь потому, что его супруга не давала согласия.
Однако вскоре все формальности удалось уладить, и соответствующая медкомиссия, а также без пяти минут вдова Кузькина Люся, направились в палату прораба с печальной миссией.
Решительно открыв дверь и ступив за порог, председатель комиссии доктор Рогов сразу прищурился. Палату Кузькина заливал яркий солнечный свет. За открытым окном жизнерадостно щебетали птички, а сам Кузькин, казалось, умиротворенно улыбался. Рогов хмыкнул чему-то своему и пригласил всех за собой.
Когда соответствующие бланки были почти заполнены, медсестра Верочка Неверова, писавшая под диктовку доктора, спросила:
– Алексей Алексеевич, а что писать в графе «диагноз»?
– А вы не знаете? – недовольно посмотрел на нее Рогов. – Пишите, как есть: биологическая смерть. И не забудьте проставить время, 12 часов 15 минут.
– Так ведь он пока не умер, – возразила Верочка.
– Ну, так значит умрёт, у нас есть ещё сорок секунд. А вы, Анна Петровна, – обращаясь к своему заместителю, добавил Рогов, – не мешкайте, ИВЛ отключайте, пожалуйста. На этих словах Люся, женщина простая и недалекая, но добрая и сентиментальная, невольно громко всхлипнула и торопливо принялась вытирать брызнувшие слезы.
Анна Петровна перекрестилась, пробормотала «Прости, господи, его душу грешную», и перекрыла Кузькину дыхание, выключив вентиляцию лёгких.
– Какую еще душу? Вы в клинике или в церкви? – сделал ей замечание строгий доктор Рогов.
– Извините, Алексей Алексеевич. Само собой вырвалось, – ответила Анна Петровна, стараясь не смотреть на простыню, которой был уже с головой накрыт Кузькин, ибо по белому полотну как раз одна за другой побежали слабеющие волны конвульсий. Рогов наклонился над несчастным, чтобы удостовериться в отсутствии пульса и реакции зрачков.
– Пульса нет. Вот и ладно, – покосившись на умершего, примирительно кивнул головой Рогов и повернулся к Верочке. – Мы уходим, а вы позвоните санитарам.
После этого все, включая бедную Люсю, расписались в бумагах и с облегчением поспешили покинуть палату. Однако, когда медкомиссия находилась в самом конце коридора у выхода с этажа, вдруг сзади, из палаты Кузькина, с воплем