– Глупости. Ты меня даже не знаешь толком. – ответила Таня.
Она была права. Что я мог знать о ней такого, чтобы запросто признаться в столь сильном чувстве. Но правду говорил и я. То, что творилось сейчас внутри меня другими словами описать не получалось. Страсть подразумевает желание и только. Но оно с лёгкостью уступало место молчанию. Простому, застывшему во времени молчанию.
– Я знаю о тебе достаточно. Ты не представляешь, как мне хорошо, когда ты рядом. Если бы было иначе, я бы умер.
– Максим… – она хотела подобрать нужное возражение, но этого не получилось. – Я не могу так быстро.
– А я ничего и не прошу. Просто не исчезай.
Кошмар, из которого я вырвался утром, вновь подступил. Я чётко вспомнил одиночество и серость. Испугался, что всё это вот-вот вернётся. Как огромная волна черноты двигался он на меня и оставались считанные секунды блаженства. Рай готовился оборваться, исчезнуть. Он был сном. Простым хорошим сном. Вот и всё. Слишком сладко, чтобы оказаться явью.
– Куда я денусь? С острова не уплывёшь. – ответила Таня. Она не чувствовала этой волны. Для неё всё оставалось непоколебимым.
– Тогда если я исчезну, не забывай меня.
– И ты тоже никуда не денешься.
– Нет, правда. Если вдруг я исчезну, пожалуйста, помни меня. Я боюсь, что ты забудешь.
Мой бред насторожил Таню. Она повернулась ко мне, нахмурила брови. Потянулась рукой к моему лбу, но я перехватил её.
– Максим, что с тобой? Ты весь дрожишь.
– Это просто… Пожалуйста, скажи, что не забудешь.
– Конечно не забуду. Я не узнаю тебя. Тебе плохо? Наверное ягодами отравился.
– Нет, Тань. Всё хуже.
Я прижался губами к её волосам. Зажмурил глаза, чтобы задержаться ещё на мгновение. Будильник прорвался в наш хрупкий мирок оглушительным звоном. Громом небесным заполнил всё пространство. Я знал, что всё кругом рушится и не хотел видеть этого.
– Таня, Танечка, Танюша…
– Да что с тобой?
Она вырвалась. Смотрела на меня, как на душевнобольного. Таким я сейчас и был. Мой рай уже терялся в памяти, как утром это должен был сделать кошмар. Белой пеленой затягивало и бухту с двумя утёсами, и лагерь у ручья. Даже увиденное на озере теперь стало призрачным и неправдопобным.
Но больше всего не хотел я, чтобы исчезала сама Таня. С её губами и носиком, с острым подбородком настолько изящным, что приклонился бы и величайший творец. В конце концов с её большими, голубыми глазами. Я взглянул в них на прощание. Терять мне было уже нечего. Самое отчаяное, что мог я сейчас придумать, требовалось осуществить немедленно. Иначе будет поздно.
– Прости. – шепнул я и впился в её губы поцелуем. Пускай она исчезнет, превратится в ещё одну историю для ненаписанного дневника, но на последок я должен был запомнить вкус её дыхания.
Она попыталась увернуться, но было