– Да. Они почти все время проводили вместе. Души не имеют права входить в чужую комнату, поэтому они общались или в коридоре, или в вестибюле. На вас почему-то запрет не распространяется. Вы не душа?
Соснин пожал плечами, глупо улыбнувшись.
– Но когда я поднялась в свою комнату, их в коридоре не было в этот раз – разошлись по номерам. Наверное, опять рассорились. Я потом слышала – кто-то выходил в коридор, но двери здесь толстые, мне могло показаться. Беготню я слышала, а вот приглушенный разговор незадолго до нее… Я затрудняюсь сказать, кто с кем разговаривал.
Последнюю фразу она сказал таким тихим и виноватым голосом, что Боря опять пожалел девчонку. Язык чесался спросить, как она умерла, но он не стал этого делать. Какое, действительно, теперь это имело значение?
– Ну-ка скажи, – спросил Соснин Мирона, – как реагировал на Марка Клим?
– Больная душа? Ну, виделись они лишь в столовой… и Клим выбрал себе место подальше от Марка. Я, конечно, особо не присматривался, но, по-моему, Клим побаивался смотреть на художника. А вообще, он всего тут побаивается… Идем к нему?
– Нет, его я трогать не стану. С ним все ясно. Он же не агрессивный?
– Безобиден, как младенец.
– Значит, вне подозрений. Давай к Жерому.
– Это хорошо. А то номер Клима внизу, пришлось бы спускаться.
Жером вежливо поприветствовал Бориса уверенным рукопожатием. С сильным французским акцентом он рассказал, как раскритиковал последнюю выставку Марка, проходившую в Москве. Он не жаловал агрессию в живописи, а все сюжеты Марка строились именно на мраке и насилии. Его работы отличались особой жестокостью, темными тонами, сочетанием страха и боязни с угнетением и нервозностью, никаких плавных черт – только резкость и рваность.
– Такой стиль написания говорит многое об авторе. Да и после общения с Марком я убедился в своих подозрениях. Крайне неприятный человек. Не понимаю, как Аделаида прожила с ним душа в душу столько лет.
– А как вы здесь оказались?
– Я летел в одном самолете с ними, когда случилась катастрофа.
– Как думаете: не подстроена ли авария?
– О, Борис, убивать ради этого человека еще полсотни пассажиров? Вряд ли. Жалею только о том, что оказался в одном коллекторе с Марком. В любом другом мне было бы намного комфортнее. Особенно у себя на родине. Me се ля ви – судьба распорядилась иначе.
– Тут, похоже, судьба совершенно ни при чем, – бормотнул Соснин.
– Что, простите?
– После обеда что-нибудь слышали? Кто-нибудь разговаривал в коридоре?
Жером пожал плечами:
– Возможно. Я не обратил внимания. Я здесь в какой-то прострации – мне все не верится, что уже завтра я предстану перед Богом. После обеда я заперся в комнате и ушел в себя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком,