Это подойдет. Вкупе с милой картинкой, воспевающей чудеса материнской любви, и грустной песенкой полторы тысячи лайков пост определенно наберет. Неплохо.
Кликаю «Разместить», и спустя пару секунд счетчик лайков начинает набирать обороты.
Мой паблик. Я живу этим пабликом, в моем чертовом городе на него подписаны даже собаки. Его хозяйка – крутая дерзкая блондинка с бюстом третьего размера – мое альтер эго. Через нее я транслирую в Сеть свои самые сокровенные переживания и мысли и нахожу горячий отклик в умах подписчиков. Хотя многие тупо просят показать им сиськи.
Не хочу никого разочаровывать, но у настоящей меня их нет. Мне шестнадцать, а я плоская, как доска, и от матери мне достался ангельский фейс типажа Алисы Селезневой из старого детского фильма. И этот фейс я ненавижу.
Длинные красные лучи заходящего солнца протянулись через всю гостиную, в углах и пусто́тах моего огромного дома уже притаилась темнота.
Тошно.
Отец звонит и говорит, что вернется поздно, – утрясает формальности.
Я ухмыляюсь: кому он пытается врать? Сейчас он где-то молча надирается в одиночестве, пытаясь залить спиртным свое чувство вины.
За огромными сводчатыми окнами в саду топчется сопливый простуженный март.
Я периодически обновляю страницу: два лайка за три секунды. Сотни слов соболезнований. Все хорошо.
Итак, ее больше нет. Никчемная высохшая кукла, задолго до этого переставшая быть человеком, наконец избавила нас от своего присутствия.
Мои глаза опухли от слез, нос щиплет, c него льет. В памяти чередой меняются картинки, на которых мы с Леной, моей одноклассницей и лучшей подругой, и нашими мамами возвращаемся из цирка, салон маминой машины наполнен веселыми разговорами, смехом, разноцветными воздушными шарами, запахом сахарной ваты и звуками музыки.
Сколько лет назад это было? Первый класс… Ленина мама ни капли с тех пор не изменилась, а вот моя мама умерла. На самом деле моя мама уже очень давно умерла.
Глава 2
Сегодня я имела честь в первый и пока единственный раз в жизни лицезреть свою полоумную бабку. В поминальном зале она накинулась на отца с кулаками и вопила на всю округу, что он – убийца и злодей, а отец лишь молча стоял, опустив голову.
– Не боюсь твоих когтей!.. – громко крикнула я и засмеялась, а бабка в растерянности заткнулась и уставилась на меня. Я даже из-за стола не встала, чтобы поприветствовать эту наглухо больную старуху.
– Даш, ты зачем это ляпнула? – принялась возмущаться сидящая по левую руку Лена. – Она понесла такую же утрату, как и ты. Пусть у них с твоим папой отношения не сложились, но из уважения к памяти мамы…
Я чуть не огрела Ленку тарелкой.
Она все про меня знает. Но при этом ни хрена не понимает.
– Захотела – и ляпнула. Кстати, я вечером с Ольгой и Мартой на квартиру к Стасу иду. – Я со злорадством заметила, что Лена слегка покраснела. – Выдохни! Тебя туда не звали.
Обиженно засопев, Лена приступила к поглощению блина с медом.
Я знаю, что она с первого класса сохнет по Стасу. Но его тусовки предназначены только для избранных, и она в этот круг не входит.
– Меня бы все равно мама туда не отпустила… – промямлила Лена и тут же осеклась: – Ох, прости…
Я захлопываю ноутбук и направляюсь к отцовскому бару. Этот бар, несмотря на папино пагубное пристрастие, регулярно пополняется нашей добросовестной приходящей домработницей. Вот и в этот раз она сработала идеально.
Моя бледная тонкая рука хватает за горлышко ближайшую бутылку, и худые босые ноги несут вместе с добычей в сторону лестницы, и дальше – в пыльную детскую комнату.
Примостившись на кровать, я прихлебываю из горлышка обжигающее пойло и ярко и броско крашусь.
Я ненавижу свое невинное ангельское лицо. Оно слишком похоже на перекошенное в вечно застывшей улыбке пустое лицо матери. Косметикой я пытаюсь уничтожить наше сходство, но оно проступает еще явственнее…
На столике резко подпрыгивает и разражается жужжанием телефон.
Дьявол!
Входящий вызов – Марта.
Глава 3
Грациозной походкой пантер мои одноклассницы – Марта и Оля – вышагивают рядом со мной к кафешке, где мы обычно зависаем по вечерам и пьем черный кофе. Мы веганши и ЗОЖницы, но иногда, в разговорах в школе, как бы невзначай громко и во всеуслышание признаемся друг другу, что страдаем от анорексии.
В холле сдаем гардеробщице куртки. Сложив на свободный стул сумки с логотипами известных брендов – из трех этих сумок настоящим логотипом сверкнула только моя, потому что папа отчехлил за нее сумму с четырьмя нулями, – мы занимаем самый лучший столик.
Я улыбаюсь:
– Что