Но для нас не будет трогательного финала, ни для меня, ни для отца, Фели или Даффи – ни для кого. Нет никакой счастливой развязки.
Я бросила взгляд на отца, как будто он мог подать мне знак, но он тоже застыл в своем персональном леднике за пределами скорби и проявления чувств.
Гроб был накрыт «Юнион Джеком».
Альф Мюллет резко вскинул руку в салюте и стоял так очень долго.
Даффи ткнула меня локтем в бок и сделала еле заметное движение подбородком.
В южном конце платформы в стороне от остальных стоял довольно полный пожилой джентльмен в темном костюме. Я сразу же узнала его.
Когда носильщики медленно двинулись в сторону от поезда, сгибаясь под печальной ношей, он уважительно снял черную шляпу.
Это был Уинстон Черчилль.
Что в этом мире могло привести бывшего премьер-министра в Бишоп-Лейси?
Он стоял в одиночестве, наблюдая в леденящем молчании, как мою мать несут к открытым дверям катафалка, возникшего словно ниоткуда.
Черчилль наблюдал, как гроб, сопровождаемый офицером с обнаженной саблей, аккуратно пронесли мимо отца, Фели, Даффи и меня, и затем встал плечом к плечу с отцом.
– Она была Англией, – проворчал он.
Словно пробудившись ото сна, отец поднял глаза и сосредоточил взгляд на лице Черчилля.
После очень долгой паузы он сказал:
– Она была бо́льшим, премьер-министр.
Черчилль кивнул и сдавил отцовский локоть.
– Мы не можем себе позволить терять де Люса, Хэвиленд, – тихо произнес он.
Что он имел в виду?
Краткий миг они стояли бок о бок в лучах солнца, двое мужчин, выглядевших так, будто они потерпели поражение, двое братьев по чему-то далеко выходившему за пределы моего понимания, чему-то, что я даже не могла вообразить.
Потом, обменявшись рукопожатиями с отцом, Фели, Даффи и даже тетушкой Фелисити, мистер Черчилль подошел к тому месту, где стояла я – чуть в стороне от остальных.
– А вы, юная леди, тоже пристрастились к сэндвичам с фазаном?
Эти слова! Именно эти слова!
Я слышала их раньше! Нет, не слышала – видела.
У меня внезапно волосы встали дыбом.
Голубые глаза Черчилля пронзительно смотрели на меня, как будто заглядывали в самую душу.
Что он имел в виду? На что, во имя всех святых, он намекает? Что, по его мнению, я должна ответить?
Боюсь, я покраснела. Это все, на что я была способна.
Внимательно вглядываясь в мое лицо, мистер Черчилль взял меня за руку и слегка сжал своими удивительно длинными пальцами.
– Да, – наконец пробормотал он себе под нос, – да, я уверен, что ты тоже.
И с этими словами он отвернулся и медленно зашагал по платформе, торжественно кивая головой направо и налево и приветствуя жителей по пути к ожидающей его машине.
Хотя