Стоя под слабеньким пресным душем, я в двадцатый раз за сегодняшнее утро задрала голову и с надеждой посмотрела вверх, на набережную.
Пусто. Никого. Значит, наврал…
Ну, и ладно!
Балансируя по острым камням, я добралась до нашего с Милкой пристанища, рухнула на лежак и закрыла лицо журналом "Советский экран" за 1985 год с Михаилом Боярским на обложке.
Журнальные залежи мы с Милкой нашли под нашей кроватью на лоджии, временном нашем пристанище у её родственников. Очень кстати нашли: было что почитать на пляже и чем закрывать мордуленции от солнца.
Итак, купание сегодня отменялось. Тот, кого я ждала, не пришёл. Какую ещё подлость день грядущий мне готовит?
Я скосила глаза из–под Боярского: Милка на соседнем лежаке загорала уютно, по–домашнему, словно и не вылезала из нашего подмосковного города. Вот Милка проводила отдых правильно. Добропорядочно, методично и прилично. Вовремя завтракала, дисциплинированно пряталась под зонт и воспитанно ела конфеты – разноцветные, из кулёчка.
Ничего этого нельзя было сказать обо мне. Я, совершенно наоборот, вела образ жизни смутный, неорганизованный и в высшей степени безнравственный.
В первый же день, например, я завела отношения с женатым человеком. А вчера подралась с мальчиком. С местным донжуаном, князем по происхождению. Он меня провожал после танцев, а потом кинулся целовать в подъезде. А у меня были свои представления о провожании с танцев в местном масштабе.
Мы подрались. Я ему не покорилась, побила его, а теперь сидела ждала, что он придёт. Он должен был появиться на набережной в одиннадцать часов в своей ужасной малиновой махровой майке и помахать мне рукой.
Шёл уже первый час. Я сощурилась и снова посмотрела вверх. Никто там не стоял, никто мне оттуда не махал…
– Девочки, до вечера!
Я сняла журнал с лица и села. Над нами стоял женатый человек Арсений Николаевич и интеллигентно улыбался. На плече у него висела элегантная сумка с пожитками. Он соблюдал режим и теперь удалялся с вредного инфракрасного солнца куда подальше – к себе в санаторий.
Женатый человек Арсений Николаевич был уже довольно пожилой, тридцать четыре года. Он приехал на курорт лечиться от предынфарктного состояния и целых шесть дней, действительно, лечился покоем и комфортом. А потом был вечер, было утро, настал день седьмой, и на пляже появилась я.
Я шла к морю в босоножках, возле самой воды снимала их, прицеливалась, размахивалась – и одну за другой зашвыривала на свой оставшийся в отдалении лежак. И попадала. Потом поворачивалась к воде и плыла босая, как вольная птица.
Ему понравились мои хитрые манипуляции с обувью, и до обеда он их наблюдал. А после обеда вошёл в воду и вступил на путь наклонной плоскости. То есть, поплыл за мной. Я в тот день для первого визита явилась на пляж с тщательной причёской, поэтому предпринимала все меры предосторожности, держа голову подальше от волн.
– Девушка, вы плывёте, как горная лань, – начал он издалека, подплывая.
Я считаю, такой юмор нельзя не оценить. Поэтому на берег мы вернулись вместе. А на берегу оказалось, что его лежак – ну прямо совершенно случайно – как раз рядом с нами.
– Всего доброго, – вежливо прощалась Милка, умильно улыбаясь. – До вечера! Хорошего вам отдыха!
– Полноценного вам обеда, доброкачественного вам полдника, – с энтузиазмом подхватила я, обмахиваясь журналом, как веером, – эээ… благополучных вам процедур…
И Милка немедленно ущипнула меня за бок.
– Как ты себя ведёшь! – выговорила она мне, едва Арсений Николаевич скрылся из виду. – Ты с ним кокетничаешь. Ты ему грубишь, компрометируешь. Он начальник, тут его подчинённые отдыхают.
– А ты посмотри, какой у нас загар, – я подняла ногу повыше. – Ему все подчинённые должны завидовать.
– Они же потом его жене расскажут!
– Что расскажут? – я опустила ногу. – Что он на соседских девушек смотрит два с половиной раза в день? И вообще – он зачем приехал? Отдыхать, лечиться. Вот и пусть лечится, а не заводит невразумительные отношения с невразумительными девицами.
Я сердито выкопала из пляжной сумки часы. 12:40.
Князя не было. Арсений Николаевич соблюдал режим. В море были медузы. День был решительно никуда не годный.
– Пойду за миндалём, – сердито объявила я, хватая с горячей гальки свой синий сарафан.
Очередь за миндалём аккуратно обвивала торговую площадь, огибала круглую афишную тумбу и терялась в тени каких–то платанов. Я встала под платаны. Нельзя сказать, что миндаль мне был позарез нужен. Мне нужна была иллюзия деятельности. Иначе можно было не справиться с душевными ранами. А я здесь должна была суметь с ними справиться. Чтобы вернуться домой исцелённой и свободной.
Я должна была, вернувшись, пройти по улице гордо и независимо. При случайной встрече небрежно кивнуть – осенив ресницами, ослепив загорелыми