Через две секунды – звонок:
– Сын, допускаю, что тебя куда-то занесло с твоими очередными выкрутасами. Но прошу и требую: включи голову и без экспериментов. Я очень внимательно изучила правила приема. Двадцать шестого июля заканчивается прием документов в вузы, где учитываются только результаты ЕГЭ. А первого августа заканчивается прием оригиналов документов у тех абитуриентов, у кого достаточно баллов для поступления на бюджетные места. Это первая волна. Короче: двадцатого – двадцать второго июля я прилетаю в Россию, а ты ждешь меня дома. Понятно? Если не пройдешь на бюджет, мы оплатим твое обучение.
И эта чехарда с поступлением, этот властный голос человека, приказ которого он должен был автоматически исполнить, кинувшись, сломя голову, в любой, даже самый захудалый вуз, – ради чего?
Ради будущей непонятной профессии, какой-то фантастической карьеры, ради престижности своего имиджа – все это завихрилось в сознании и вырвалось стремительно непонятным упрямством и неожиданной резкостью:
– Мама, пойми меня правильно. Я не буду в этом году поступать в университет. И мои документы спокойно лежат дома в шкафу на верхней полке. Объясняю, почему я принял такое решение? Я иду осенью в армию, а через год, повзрослев и увидев жизнь совсем в другой плоскости, буду думать, что меня больше всего интересует и привлекает. И давай договоримся: дома я буду только после первого августа. Нам с тобой уже давно пора серьезно поговорить.
Мать несколько долгих секунд молчала, потом переспросила тихо, видимо, там, вдалеке у нее внезапно от неожиданности «сел» голос:
– Ярослав! Это твое окончательное решение? Хорошо, я прилечу первого августа, – и она сама выключила телефон.
Оглянувшись на Максима, который, забыв про кашу, слушал весь этот ближний диалог, Ярослав положил его телефон на край стола. Горло перехватило спазмом.
– Ну, друг, круто ты с матерью разговаривал! Моя мамаша меня бы по лавке размазала, даже на расстоянии. Это ты из-за отца на институте крест поставил? А если он вообще не появится?
Ярослав перебил резко:
– Пошли в дом! Там я ворох фотографий собрал в пакет. Посмотришь! Нет ли там фотографии Александра Владимировича случайно?
Фотографий оказалось две: одна, небольшая, для паспорта или охотничьего билета, а другая – любительская, давнишняя: Александр Владимирович с пушистым псом осенним днем позировал на фоне дома.
Загоревшее, гладко выбритое лицо с правильными чертами, несколько тяжеловатый раздвоенный подбородок, упрямо сжатые губы, прямой нос, высокий лоб с поперечной складкой между нахмуренных бровей, небольшие припухшие мешки под внимательными голубыми глазами, непонятная стрижка с зачесанным налево коротким чубом темных густых волос. Незнакомое, без тени улыбки чужое лицо человека, которого трудно будет назвать непривычным словом «отец».
Максим уверенно провозгласил:
– Вот, черт! Ты с ним –