– Ты так судишь… – три слова, а голос, словно дирижёрская палочка, сыграл вниз, вбок и легко и лукаво вернулся.
– Нет, я, конечно, нетварь… – он отыграл, вложив и смущение, и тонкое, дребезжащее но. – А всё-таки я чувствую какие-то вещи, к которым не приложить ни руки, ни ум, а они беспокоят, чего-то требуют… Ты читала Кандинского?
– Читала?
– Ну, у него есть книга о живописи: по форме – манифест, по содержанию – немного теории, немного автобиографии. Такие косоугольные разноцветные смыслы, очень резко вычерченные. Но есть непонятное… то есть неосязаемое. Я тогда тебе дам?
Она кивнула.
– Может, зайдёшь в субботу? Мама обрадуется.
– У меня в субботу поезд.
Он поймал губами край бокала. Цифры заплясали перед глазами.
– В пятницу встречаемся с подружками…
– А если в четверг?
Она будто не услышала. Только пальцы задумчиво пробежали по скатерти, и в глазах, которые на секунду она подняла к его лбу, было не то размышление, не то сомнение, как в облаке в глубокой небесной голубизне – или растает, или набухнет. Несколько мгновений, перед тем как сказать – возможно, если получится. Несколько невыносимых мгновений.
Поднялся со своего скрипучего места Сергей.
– Я, действительно, того, – сказал он. – Отсутствовал. Тронут, что не забыли, примите же и моё запоздалое новогоднее поздравление.
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его, несколько секунд продержал перед глазами, вновь свернул, убрал в карман и провозгласил:
– Посвящается Венециановским!
Видеть свет в конце тоннеля,
А тем паче не в конце, —
Это значит, быть у цели,
Даже если, даже если
Неизвестна эта цель.
Это значит, верить в дело,
Для которого ты жил,
До последнего предела,
До последней боли тела,
До последней силы жил.
Это значит, что-то есть же
Выше всех преград и бед,
Что согреет и утешит,
И надежде, и надежде
Не позволит умереть.
Это значит, верить в радость:
Наступает Новый год.
Если светел этот праздник,
То и значит – не напрасно,
Не напрасно!
Жизнь!
Идёт!
При последних словах декламатор вольно и пылко махнул левой рукою. Удар пришёлся точно в ротанговую этажерку. Та качнулась, и стоявшая наверху гипсовая статуэтка высотою в локоть полетела на пол. С грациозностью бегемота Сергей выставил ногу, смягчая удар. Статуэтка притормозила и не грохнулась вдребезги, а тихо тюкнулась. Всего только отвалилась голова. Заготовленный за четверть секунды хозяйкин «ах!» всё же раздался, но немедля вскочил Женя и поднял с пола жертву:
– Да