Он понял, что не сможет вернуться в университет, голова была забита полученной информацией. Пришла мысль поехать домой и заглянуть в комнату к Лайту, пока того нет. Хотя мысль об этом ему была противна.
Всю дорогу домой он спорил сам с собой, должен ли переходить эту грань. Неужели он собирается нарушить собственные принципы из-за какого-то жалкого будущего докторишки? И что он собирается найти: кучу конспектов и учебников по медицине, порнушку, грязные носки? Этот парень выглядел совсем обычным, не имевшим страшных секретов, особенно тех, что хоть как-то касались его.
Ему хотелось быть обычным, влиться в середину, в частности именно потому, что у таких людей, как правило, не бывает секретов, которые разрушают жизни.
Поэтому, оказавшись в холле, Мин твердо решил, что сходит с ума, и нужно, как и до этого, просто игнорировать парня. Он выяснил главное, теперь можно успокоиться. Но когда он проходил по первому этажу, из кабинета отца донесся голос – тот разговаривал по телефону.
Мин пересилил себя, понимая, что пока рядом нет их нового жильца, а экономка где-то бродит, можно детально расспросить, как долго Лайт пробудет у них. Когда он зашел, отец как раз закончил разговор.
– Ты вернулся? Неужели все это время был в университете? – удивленно спросил мужчина, увидев его в студенческой униформе. Форма в их стране была обязательной не только для школьников, но и для студентов. Даже старшие курсы должны были придерживаться традиций. Студенты носили официальные белые рубашки с черным галстуком и классические черные брюки, а студентки – белые блузы и простые плиссированные юбки (уже не такие длинные, как школьницы). Когда Мин собирался гулять, всегда перед этим заезжал домой, чтобы переодеться.
– Участвую в организации фестиваля. Последняя студенческая возможность, – скупо прокомментировал он.
– Я думал, тебе не нравится самодеятельность.
– Куда больше мне не нравится, когда ко мне подселяют незнакомца и не говорят о настоящих причинах, – на услышанное отец нахмурился, но не разозлился.
– Мне казалось, ты успокоился, но ты все такой же упрямый, как в детстве, – отец выдавил подобие улыбки, будто упоминание прошлого как-то