Судя по всему, слова внучки не произвели на Хельгу Генриховну никакого большого впечатления. Она лишь слегка улыбнулась, словно считая этот факт как само собой разумеющийся и, молча, продолжила пить чай.
Тогда к старушке решила обратиться Олеся Сергеевна.
– А может быть Вы, Хельга Генриховна, видели или слышали что-либо подозрительное вчера вечером?
Петерсон оторвала взгляд от чашки с чаем и, уперев свой волевой, при этом вовсе не старческий взгляд в молодую женщину, внимательно «просканировала», сидящую напротив сотрудницу уголовного розыска. Видимо, получив от осмотра какую-то ценную для себя информацию, Хельга Генриховна неожиданно доброжелательным и мягким голосом произнесла:
– К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, – после чего добавила. – Наверняка, будет лучше у дружков этого бандита спросить. Они Вам скорее подскажут, кто и за что, мог убить, эту сволочь.
Получив столь неожиданный ответ, однако, не желая прерывать беседу и все еще надеясь подробнее узнать об отношениях убитого и ее внучки, Киряк решила задать пожилому медику вопрос на более близкую той, медицинскую тему.
– Хельга Генриховна, а как давно Вы употребляете миндаль? – поинтересовалась Киряк.
Петерсон вновь «просканировала» капитана милиции и с едва заметной ноткой раздражением в голосе произнесла.
– Уже полгода… по шесть штучек три раза в день.
После чего, демонстративно поднявшись из-за стола и поблагодарив внучку за вкусный чай, старуха неспешно вышла из кухни, по всей видимости, направившись отдыхать к себе в комнату.
Едва Петерсон вышла за дверь, Елена с волнением в голосе обратилась к капитану Киряк.
– Вы, если что не, обижайтесь на бабушку… она очень хороший и добрый человек – характер вот только у нее слишком твердый. Она у меня родом из Риги, родилась прямо накануне революции, буквально за день до нее. Ей уже стукнуло семьдесят шесть лет, а вчера у нее был День рождения. Но она его праздновать не любит,