– «Арсеньев Вадим Сергеевич… тысяча восемьсот девяносто шестого… православный… грамотный… из интеллигенции…» – Кухарчик поднял глаза. – Здесь сказано, что вы из Петрограда?
– Возможно, – пожал плечами Арсеньев. – Я не помню.
– И еще сказано, что вы прибыли в Осовец в феврале пятнадцатого года. То есть вас призвали не в начале войны, а через полгода? Или вы где-то служили раньше? Чем вы занимались до армии? Работали, учились?
– Не помню, – повторил Арсеньев расстроенно.
Нет, с головой у него все в порядке. Опытный Кухарчик даже по скупым репликам определил, что это не дикарь, не сумасшедший. И насчет принадлежности к интеллигенции книжка, похоже, не врала. Черты лица и поведение выдавали в рядовом особу благородного происхождения. Память? Да, память могла и пострадать. Кухарчик много слышал о контуженных, которые становились истинными младенцами, забывали даже, как ложку держать и пуговицы застегивать. Этому еще повезло…
– Значит, вы помните лишь то, что происходило после взрыва?
– Да. Все восемь лет, день за днем. Я вел календарь, поэтому знаю, сколько пробыл в подземелье.
– А выбраться оттуда вы не пробовали?
– Пробовал. Завал одному не разобрать, стены и потолок толстые и прочные. А у меня ни инструментов, ни взрывчатки…
Кухарчик заскучал. Видно же, что парень – не террорист, не диверсант. Зачем из него жилы тянуть? Сплавить с рук, и дело с концом. А то в ближайшие дни от репортеров отбоя не будет. Суету создают, работать мешают…
– Пан Арсеньев, вы бы желали остаться в Польше или вернуться в Россию?
На слове «Россия» сделал нажим – чтобы русский понял, что не больно-то он тут нужен.
– А Польша р-разве не Р-россия? – похлопал тот длинными ресницами. – Ах, да, простите… Вы же говорили, что все переменилось. – Он призадумался. – Что ж… тогда я хотел бы в Р-россию. Если меня там примут…
В тот же день советник полпредства РСФСР в Варшаве Леонид Оболенский был извещен о наличии субъекта, до революции проживавшего в Петрограде и желающего возвратиться на Родину. Оболенский изучил дело Арсеньева, немало подивился изложенным в полицейских протоколах обстоятельствам и нашел, что раз гражданин изъявляет желание вырваться из панской Польши в Страну Советов, то негоже чинить ему препятствия.
В конце лета Вадим Сергеевич Арсеньев в одном вагоне с красными дипкурьерами прибыл из Варшавы в Петроград.
А уже в сентябре знаменитый на весь мир академик, экс-генерал-майор медицинской службы Российской императорской армии, стоял возле телефонного аппарата и с присущей ему экспрессией кричал в трубку:
– Александр Васильевич, я вас умоляю: приезжайте немедленно! Да-да, ручаюсь, вы заинтересуетесь. Грандиозно! Я провел несколько экспериментов… это что-то необыкновенное!
Говоривший