Придерживаю клинок у пояса левой рукой. Правой выхватываю из ножен и одновременно наношу удар по толстой, с руку, ветке дерева. Мягко спружинив листьями, она падает на асфальт. Осторожно, с уважением вставляю оружие обратно в ножны и повторяю упражнение.
Когда орех лишается большей части нижних веток, решаю, что достаточно. Думаю, я смогу разрубить кого-нибудь если придётся.
Я далеко ушёл от дома, и с каждым шагом мне все больше не по себе. Подпрыгиваю от любого шороха, как испуганный кот. Хватаюсь то за шашку, то за пистолет, но должен признаться, что ни то, ни другое меня не успокаивает. Клинок кажется слишком коротким, пистолет слишком слабым со своими резиновыми пулями. Мне бы огнемёт, пулемёт и броневик! Вот это была бы прогулка.
В конце квартала появляется собака. Увидев меня, останавливается, поднимает серую морду и нюхает воздух. На всякий случай остановившись, я поднимаю руки вверх, показывая, что не задумал ничего плохого. Дворняга не виляет хвостом. Издав что-то среднее между воем и рычанием, она, очевидно, размышляет, стоит ли поднимать лай.
"Спокойно, собачка! – говорю ей я. – Ну?… Чего ты сердишься?"
Идиот! Зачем вообще надо было идти пешком?
"Собачка! – кричу я, сосредоточив в голосе всю любовь и дружелюбие, на которые способен. – Ну? Чего ты, малыш?"
Я лезу в карман, имитирую, что достал что-то вкусное: "Ну? Хочешь? Иди сюда!"
Пёс, глядя на пустую руку, нерешительно мотнул куцым хвостом, но тут из-за угла появилась ещё одна пушистая морда. Продолжая выкрикивать что-то очень доброе, характеризующее меня, как невероятно хорошего человека, я принялся пятиться назад, припоминая о том, что каждый хищник теряет контроль, если повернуться к нему спиной.
Один шаг. Второй. Третий.
Мне бы только дойти до угла, а там уже можно и побежать.
Поздно.
Оба пса, видимо, разобравшись с моим маневром, начинают заливисто лаять, причём, смотрят они не на меня, а куда-то в сторону. Зовут остальных на подмогу. Через секунду из-за дома появляется крупный кобель чёрного цвета. Деловито осмотрев округу, он замечает меня и молча, цокая когтями по асфальту, срывается в мою сторону.
Я понимаю, что теперь отступать уже поздно. Достаю пистолет и, направив его на собаку, стараюсь прицелиться. Нужно подпустить его поближе, иначе только зря израсходую пулю. Откуда-то сзади раздаётся рычание, и я, подпрыгнув на полметра, разворачиваюсь. Не меньше десяти крупных, страшных дворняг бегут в мою сторону. Они бегут совершенно молча, и это делает момент особенно пугающим. Загоняют жертву стаей сразу с нескольких сторон. Как же я недооценил этих долбанных собак! Понимая, что пистолет, из которого даже нельзя убить, теперь совершенно бесполезен, я хватаюсь за край железного, в рост человека, забора и возбужденный выбросом адреналина, легко перепрыгиваю через