На скаку я все время озирался по сторонам – вдруг увижу ее? – хотя шансов на это не было никаких. Даже если она еще жива, вряд ли уже может ходить, а если может, значит, ее уже заперли с остальными женщинами.
но я все равно озирался…
(потомуш вдруг ей удалось сбежать)
(потомуш вдруг она меня ищет)
(потомуш она…)
И тут я услышал.
Я есмь Круг и Круг есть я.
Чисто, как колокол, прямо у меня в голове голос мэра обвился вокруг моего собственного голоса, словно произнес эти слова мне прямо в Шум, – так внезапно, по-настоящему, што я дернулся, выпрямился и чуть не слетел с коня. Дэйви воззрился на меня – весь Шум в вопрошаниях, на што это я сделал стойку?
Но мэр просто ехал себе по дороге, будто ничего необычного не случилось.
Чем дальше мы забирали от собора на юг, тем менее глянцевым становился город: вскоре мы уже хрустели по гравию. Дома тоже сделались проще – длинные деревянные постройки на приличном расстоянии друг от друга, словно кирпичи, аккуратно разложенные по лужайкам.
Дома излучали женскую тишину.
– Совершенно верно, – одобрил ход моих мыслей мэр. – Мы въезжаем в новый Женский квартал.
Мне начало знакомо давить сердце; безмолвие подымалось, тянулось к нам, словно жаждущий сжаться кулак.
Я попытался сесть повыше: она наверняка здесь… где-то здесь ее лечат…
Дэйви снова незаметно подвалил ко мне; его жалкие, едва заметные на лице усишки искривились в гадкую ухмылку.
Я скажу тебе, где твоя шлюха, сообщил его Шум.
Мэр Прентисс пружиной развернулся на седле.
От него престранно полыхнуло звуком – будто крик, но безмолвный и где-то очень далеко, вообще не в этом мире, как если бы миллион слов слетел с языка сразу и так быстро, што, клянусь, мне взъерошило волосы словно порывом ветра.
Но предназначались они Дэйви…
Голову ему откинуло назад, как от удара, и пришлось даже схватиться за поводья, а не то он бы свалился с коня, завернув скотину вбок. Глаза у парня сделались огромные и как сковородкой стукнутые, челюсть отвалилась, даже слюна закапала.
Какого чер…
– Он ничего не знает, Тодд, – сказал мне мэр. – Все, что говорит о ней его Шум, – чистой воды ложь.
Я перевел взгляд на Дэйви, все еще оглушенного, моргающего от боли… потом опять на мэра.
– Это значит, што она в безопасности?
– Это значит, что он ничего не знает. Не так ли, Дэвид?
Да, па, сказал его Шум, все еще трепеща.
Мэр Прентисс поднял бровь.
Дэйви Прентисс стиснул зубы.
– Да, па, – произнес он вслух.
– Я в курсе, что мой сын – лжец, – сказал мэр. – Я в курсе, што он – задира и скотина, понятия не имеющая о многих вещах, которые мне дороги. Но он все равно мой сын. – Он отвернулся и посмотрел на дорогу. – И я верю в искупление.
Мы поехали дальше. Шум Дэйви молчал, но в нем што-то темно и багрово кипело.
Новый