Прозвище Ледяной принц, приклеилось к Диме в десятом классе, когда он явился в школу, после летних каникул: повзрослевший и похорошевший до степени очаровательности. Всё пошло от Кристины Орловой, переведённой ученицы из другой школы. Как новенькая девочка, она заинтересовала Диму, но ненадолго, хотя он считал её красивой. Не найдя в ней ничего особенного, кроме внешней красоты, он тут же забыл о ней, продолжив свой марафон поисков необычного в слабом, но притягательном поле. Красивой девчонке нелегко было признать поражение и она обозвала его ледышкой, но другая, влюблённая в него с девятого класса ученица, чтобы насолить сопернице, вступила с ней в перепалку:
– Репнин – не ледышка. Должна знать, если целовалась с ним. Похоже, не целовалась. Он, скорее – Ледяной принц.
– Вот и целуйся со своим Ледяным принцем, если он захочет. Хотя, вряд ли, с твоей- то внешностью, – дала отпор Кристина.
Девчонки подрались, повысив статус школьного красавчика, но самому красавчику было всё равно. Все девчонки класса, школы и даже, города, виделись ему одинаковыми и в этом скучном однообразии не было яркой фигуры, что могла порадовать его.
Но, кажется, такая фигура появилась.
Дом, радующий взгляд, но не радующий душу, встретил младшего хозяина темнотой и пустотой. Они – частые его спутницы, смотрели изо всех углов, изгибов и перегородок и пропадали, как загоралась огромная, вытащенная из наследственного сундука, люстра в гостиной. Предмет, дорогой не только стоимостью, но и гордостью графского происхождения, светил паркетному полу, современной мебели, книгам советской эпохи и трудам древних философов. Для Димы, он лишь разгонял темноту, чтобы добраться до своей комнаты на втором этаже, тоскующей по своему единственному жильцу большого дома.
Родители работали до изнеможения, приращивая капитал к своей далеко не скудной жизни, а сын, часто оставаясь один, учился самостоятельности и многое умел в своей короткой жизни, хотя и считался принцем. Не открываясь никому кроме лучшего и единственного друга, он рос и взрослел крепким бутоном гладиолуса, ожидающим света и тепла, чтобы раскрыться чёрно-белым цветком в удивительный и одновременно отвратительный мир.
Завалившись в кровать с телефоном, потомок старинного благородного рода, листал страницы, даже не вглядываясь в них, потому что мысли плыли другим руслом. Ещё плавное, но уже тронутое вечерним бризом, оно несло неожиданные испарения извилин не к берегу, а в глубину, отчего обширный, но редко используемый до границ, чаще до середины, словарь человеческих и нечеловеческих изречений, засиял полузабытыми названиями и фразами: типа: не такая, как все и любовь.
Конечно, все выуженные, из сопротивляющегося мозга слова, ставились под знак вопроса и мучительные сомнения, но носитель красивой и шальной головы чувствовал, что что-то перевернулось в нём. Как долго продлиться это, внезапно наплывшее состояние, он не знал. Но, ощущение, что он рад этому наплыву, не покидало его весь вечер и породило угрозу, чего-то надвигающегося и огромного, как люстра в шикарной