«Я не занесла в свой кабинет вещи и зонт».
– Я все сказал, сын, – донеслось из-за двери. – Если тебе безразлично дело Инь, убирайся.
– Не угадал. Я убираюсь потому, что мне безразличен такой отец. Всего доброго.
Больно. Больно-больно.
Я встала: сейчас директор выйдет со своим сыном. Значит, надо твердо стоять на ногах.
Дверь распахнулась, выпуская Куарэ-младшего. Парень был высок, во всем джинсовом, нескладен, но его лица я не разглядела. Он запихивал в наплечную сумку тонкий планшетный компьютер, а другой рукой вставлял в ухо пуговку наушника.
Вслед за сыном показался отец.
– Это Соня Витглиц, учитель мировой литературы. Анатоль Куарэ, мой сын.
Я уже не могла рассмотреть его глаза за очками: зрение меня подводило – как и всегда в первые минуты приступа. Куарэ-старший оставил пиджак в кабинете, руки держал в карманах брюк.
«Соня, как твои дела? – Хорошо, профессор Куарэ. – Хорошо, иди в класс».
Вот так это все могло выглядеть, не будь у него сына, а у меня – боли.
– Здравствуйте, мисс Витглиц, – буркнул Куарэ-младший, поднял голову и замер.
«Белые волосы», – поняла я. Это все мои белые волосы.
– Здравствуйте, мсье Куарэ.
Я попыталась поклониться и тотчас же об этом пожалела. Боль плеснула ко лбу, как ртуть, и я покачнулась сильнее, чем хотела.
– Вам нездоровится, Соня? – спросил директор откуда-то снаружи колодца, обитого эхом.
– Все в порядке, господин директор.
Глупо. Как глупо, и как маловажно – переживать о таком.
– Это вас я должен был заменить? – вдруг спросили откуда-то от дверей. «Его зовут Анатоль», – вспомнила я и повернулась к нему.
– Скорее, разгрузить, мсье Куарэ.
Это оказалось неудобно: разговаривать с двумя Куарэ. Это неудобно и больно, больно, больно…
Директор промолчал, но я поняла его немую реплику: «Не нужно отвечать, Соня. Замена бесполезна». Видимо, сын понял смысл молчания точно так же, а поэтому ответил только мне:
– Очень жаль, мисс Витглиц. Выздоравливайте.
«Выздоравливайте»? Это замечательная шутка, Анатоль Куарэ. Я не сказала ничего, ведь нужно было пристально смотреть на перемычку очков господина директора. Через секунду хлопнула дверь.
– Соня.
– Да, профессор?
– Таблетка?
– Она действовала около тридцати пяти минут.
Тишина. Тонкий блик на металле и стекле очков пульсировал в такт ослепительному пульсу. Говорят, у некоторых боль усиливается, только когда пошевелишься. Говорят, некоторые клянут за это судьбу. Готова поменяться ощущениями.
– Иди в медпункт.
«Да, спасибо, директор».
– Нет. В 2-С сегодня эмоциональный контроль. Возможно, после него я смогу дать