Прочие же айнуры смотрели на жилище, помещенное среди Мировых пространств, эльфы зовут его Арда – Земля, – и души их ликовали, и глаза, видя многоцветье ее покровов, полнились радостью; внимая же реву моря, ощутили они великий непокой. Видели они ветра́ и воздух, и все, из чего сделана Арда, – железо и камень, серебро и золото и прочие вещества; но более всего восхитила их вода. И, как говорят эльфы, в воде осталось жить эхо Песни айнуров; а потому Дети Илуватара готовы бесконечно слушать голос моря – и, однако, не ведают, чему внемлют.
К воде обратил свои помыслы айнур, коего эльфы зовут Ульмо – по воле Илуватара он был самым сведущим в музыке. А к воздуху и ветру обратился Ма́нвэ, благороднейший из айнуров. Об устройстве суши мыслил Ауле, коему Илуватар дал мастерства и знаний не менее, чем Мелькору; но радость и гордость Ауле – в творчестве и в сотворенной вещи, а не в обладании и господстве; и потому он дарит, а не копит, и свободен от забот, все время переходя от уже сделанного к новой работе.
И молвил Илуватар, обращаясь к Ульмо:
– Ужели не видишь ты, как там, в этом малом краю, в Глуби Времен, Мелькор объявил войну твоим владениям? Он придумал жестокий, убийственный холод – и все же не разрушил красы твоих родников и прозрачных озер. Взгляни на снег и на искусную работу мороза! Мелькор создал зной и необоримое пламя – и не иссушил твоего желанья, не заглушил музыку моря. Взгляни на высоту и величие облаков и зыбкие туманы; услышь, как падает на землю дождь! В этих облаках ты приблизишься к Манвэ – другу, столь любимому тобой.
И отвечал Ульмо:
– Воистину, вода стала теперь прекрасней, чем представлялась моей душе, и в самых тайных думах не видел я снежинок и не пел о дожде. Я приду к Манвэ, и мы с ним вместе будем слагать песни и радовать тебя.
Так Манвэ и Ульмо с самого начала стали союзниками и преданнее всех служили помыслам Илуватара.
Но пока Ульмо говорил, а айнуры любовались видением, оно пропало и скрылось от их взоров; и показалось им, что в этот миг они познали нечто новое – Тьму, которая прежде являлась им лишь в думах. Но они были очарованы