Нет, естественно, я догадывалась, что мясо откуда-то берется, как и молоко, которые я ем и пью. Но вот о том, что у каждой семьи или объединения воинов, есть свое собственное стадо, с которым надо еще суметь договориться, вот об этом я узнала лишь накануне.
И конечно, все произошло как всегда, слегка неожиданно для меня.
Вечером, после изнуряющей тренировки, я, наконец-то, завалилась в шатер, без сил плюхнувшись на мягкие шкуры и блаженно на них вытягиваясь, в предвкушении скорого ужина, когда в шатер вошел Повелитель Драконов.
Чуть насмешливо оглядев мою распростертую без задних ног тушку, он хмыкнул и сухо произнес:
– Прошло три месяца. Шали сказал, что ты вполне окрепла. Так что, пришло твое время найти для себя стада, которые будут тебя кормить. Кстати говоря, и готовить тебе тоже пора, самой для себя. Или ты считаешь, что этим вечно будет заниматься Анпейту? – в его голосе проскользнули суровые нотки.
– Да ничего я не считаю. – честно ответила я, садясь и задумчиво глядя на него снизу вверх.
Его слова немного обидели меня.
Нет, несомненно, он был прав.
Никто не обязан был мне готовить, кормить, одевать. Но, впечатлений и дел у меня сейчас было столько, что о бытовых составляющих жизни и подумать было некогда.
Я и правда не задумывалась: откуда берется еда? Почему ее для меня готовит Анпейту?
Я спала, ела, гуляла по лагерю. Притом в сопровождении Дикого, который, едва мои ноги начинали заплетаться от слабости, молчком подхватывал меня на руки и уносил в шатер. Отлеживаться.
К слову говоря, все эти месяцы меня ежедневно осматривал Целитель.
А, через месяц от первого шага, когда я немного окрепла, со мной начали заниматься.
Язык, письмо, танцы, стрельба, борьба, ножи, мечи. Если последнее шло более-менее нормально, то первые два…
Это был чистый кошмар, особенно поначалу.
Дело в том, что переговаривались Дикие между собой – свистом. Это со мной, поначалу, они говорили на эсперанто Содружества. А потом, когда я начала бродить по лагерю, есть общую для всех пищу – перешли на свист. Типа окрепла. Пора учить язык местных, заодно постигая их нравы.
И язык Диких был самой трудной для меня задачей, на этот период жизни. Поскольку он был необычен. Им во всем Содружестве владели единицы.
Тут все зависело от: длинны звука, его тональности, высоты, силы, ударений, участия или неучастия лицевых мышц. Тона, полу тона. Все имело значение.
Мне казалось, что я свихнусь! И все. Конец моим мучениям.
Но, потихоньку я стала различать нюансы звучания их речи, а потом и соотносить звук с понятием, действием или объектом, которые он обозначал. Начала понимать и простейшие предложения. Строить примитивные диалоги.
Впрочем, с письмом было нелегче. Их витиеватая вязь на письме и такая же на узлах веревок или в резьбе, могла кому угодно вынести мозг.
Так что, физическая усталость, была наименьшей из моих проблем в плане