– Ладно, – говорю я.
– Разве ты для меня стенгазеты рисуешь? – говорит она.
Я иду на место. Сажусь рядом с новеньким.
– Ра-ра! – говорит он тихо. – Ра-ра! – Прямо в самое ухо мне говорит, представляете?
Я встаю.
– Я с ним сидеть не буду, – говорю я.
Мария Николаевна смотрит на меня и хмурится.
– Я с ним сидеть не хочу, – говорю.
– Выходите оба! – говорит Мария Николаевна. – Я не желаю слушать ваши речи!
Мы оба выходим.
Я с одной стороны. Он с другой. Я первый вышел в коридор, а он за мной.
Вдруг он говорит:
– Слушай, тут, наверное, разные завучи ходят… Пойдём в уборную.
– Я в уборную не хочу, – говорю.
– Самое безопасное место, – говорит. – Сиди себе в полной безопасности.
Я сначала совсем не хотел в уборную идти. А потом пошёл. И вправду, думаю, там, наверно, безопаснее.
Каждый в свою кабину сел. Сидим себе в полной безопасности. Здорово это он придумал!
Сидели, сидели, он мне постучал.
– Сидишь? – спрашивает.
– Сижу, – говорю.
– Как тебя звать? – спрашивает.
– Витька, – говорю.
– А я Алька, – говорит.
– Очень приятно, – говорю.
– Очень приятно, – говорит.
У нас с ним много общего оказалось. Масляными красками он, оказывается, так же как и я, никогда не писал. И рисовать его тоже никто не учил. Он сам всему научился. Он с самого детства на асфальте рисовал. Пойдёт с бабушкой в садик и рисует мелом на асфальте. Я стал вспоминать и вспомнил, что я раньше тоже рисовал на асфальте.
– Ты много на асфальте рисовал? – спросил он.
– Много, – сказал я.
– Хорошая школа, – сказал он.
– Какая школа? – не понял я.
– Художественная, – сказал он.
– Ага, – сказал я. Хотя всё равно не понял.
– На асфальте. На бумаге. На холсте, – сказал он.
– Ну да, – сказал я.
– Все истинные художники начинали рисовать на асфальте, – сказал он. – Так мне один художник сказал.
– Конечно, – сказал я. Хотя я никак не мог понять, почему они все начинали рисовать на асфальте.
Он опять постучал мне.
– Ты чего молчишь? – говорит.
Достаточно ли я рисовал на асфальте? Стану ли я истинным художником? Вот о чём думал я.
– Ты что, заснул? – спросил он.
– А ты много рисовал на асфальте? – спросил я.
– Как помню себя, – сказал он.
– Я когда-нибудь нарисую громадную картину, – сказал я, – до потолка… у меня была рама… громадная рама… мама её в печке сожгла. Жалко мне эту раму…
– Если быть художником, – сказал он, – только великим. Мне один художник сказал, что не великим художником быть не стоит.
– Бей пять, – сказал я.
– Потом, – сказал он.
– Конечно, – сказал я.
– Звонка что-то нет, – сказал он. – Долго мы здесь сидим. Мне