Инстинкт просвещения. Елена Пестерева

Я допускаю, что тут сыграло свою роль состоявшееся знакомство, но не думаю, что эта роль так уж значительна. Был ли в этом восторг неофита? Безусловно. Со временем некоторых я разлюбила – вкусы меняются. Наверное, многих я не расслышала. А может быть, и не многих. Но я хочу рассказать о тех, кого вывезла для себя именно с фестивалей. С тех пор, как Дмитрий Кузьмин включил в антологию провинциальной поэзии боо человек, как Дмитрий Бак сказал однажды, что на карте современной литературы различает порядка 400 поэтических имен, претендовать на полноту в рамках эссе было бы странно. Список моих личных предпочтений не слишком длинный, список приятных фестивальных знакомств – тоже, а их наложение даст от силы 20 фамилий.

      «Литературное радио» (Санкт-Петербург, 2009): был Рахман Кусимов и Наиля Ямакова. Я даже помню, что Кусимов читал «Правила связи» («зыбко и хрупко, все зыбко и хрупко, / пусть даже правила связи легки: / не говори в телефонную трубку, / если гудки»), а Ямакова – «Свадьбу».

      «Киевские лавры» (Киев, 2009, 2010). Я первый раз услышала стихотворение Сергея Гандлевского о том, как возвращался юннат из кружка («Первый снег, как в замедленной съемке…») и «песни Аллы Пугачевой / про то, чтоб лето не кончалось» Марии Галиной («На это гульбище бессмертных…»). Аркадий Штыпель читал примерно как на слэмах, про «пароход современности», и про то, что «все думают – ремонт, а это не ремонт», и я пыталась совместить эту слэмовую ипостась со стихами из январского «Нового мира»:

      Один, другой… слетает сон:

      гряда барханная курится,

      и колокольцев слабый звон,

      и выгоревшие ресницы.

      И неподвижны и суровы

      края с горами по краям.

      …………………………………

      И вымершие острословы,

      чьи шутки непонятны нам.

      И, конечно, Шота Иаташвили. Ему вручали премию, он читал «Жэн-щи-на лэ-тит», медленно, как-то растягивая, распевая, по-русски, и одно стихотворение по-грузински, и летел над сценой. В белой блузе, изогнувшись над микрофоном, поднимаясь над ним и летя. Это зрительское, читательское впечатление мне чрезвычайно дорого, и жизнь была бы беднее без него.

      «Порядок слов» (Минск, 2010), где, кроме уже слышанных мной Дмитрия Строцева и Андрея Хадановича, была Югася Коляда, которую я потом переводила, Виталь Рыжков, которого надеюсь еще перевести, и Мария Мартысевич («Ибо если миротворец впрямь добывает миро, / От чудотворца можно ждать совершения чуда. / Все по плану: плачет Божия Матерь, / Целует Иуда, улыбается Будда»).

      Фестиваль поэзии на Байкале (Иркутск, 2010), кроме недели безнаказанного счастья, огромной коллекции Художественного музея, до третьего, «китайского» этажа которого я так и не дошла (пора вернуться), и неплохого «Гамлета» в театре им. Охлопкова, кроме фантастической поездки в Усть-Орду, КБЖД и букета бесценных дружб, подарил мне стихи Булата Аюшеева. Тогда же я первый раз услышала со сцены Олега Чухонцева (березову кукушечку, которая «зимой не куковат») и Льва Рубинштейна.