Если б столь гадостное первое воспоминание было у меня, я бы, наверное, тоже всю жизнь не мог проблеваться. Но все же оно у него куда лучше моего собственного.
Время от времени я представляю себе, как все происходило.
Я лежу, откинувшись в удобном кресле, и копаюсь в памяти, как мне велит гипнотизер. Говорят, что, возвращаясь назад во времени, можно вспомнить свое самое раннее детство, даже материнскую утробу. Некоторые видят свои предыдущие жизни[5]. Но я и знать не хочу про свои прошлые жизни, естественно. Я даже просто не верю во всю эту чушь.
А вот что мне действительно хотелось бы знать, так это как выглядела моя мать, когда я вылез из темноты в этот мир. Что было написано у нее на лице в тот момент.
Спросите, почему?
Наверное, потому, что моя маменька любила повторять мне, что возненавидела меня еще до того, как я появился на свет. Говорила мне, что даже не посмотрела на меня, когда я родился. Акушерка тут же передала меня ей, но она оттолкнула ее руки, заявив, что не желает прикасаться ко мне, и тут же заснула. Захрапела, повернувшись ко мне спиной, а когда проснулась и, не подумав, повернулась на другой бок, то при виде меня перепугалась до чертиков. По ее рассказам, ее аж морозом по спине продрало, когда она увидела, как я неподвижно и молча лежу – не ору, не дрыгаюсь, задвинутый куда-то в сторонку.
Хотелось бы мне точно знать, действительно ли она даже не посмотрела тогда на меня, ни разу не улыбнулась мне. Действительно ли ненавидела меня, когда я девять месяцев провел в ее утробе и вылез на белый свет между ее ног? Что, точно ни разу не улыбнулась? Ей и вправду не захотелось протянуть руку и коснуться этих едва сгибающихся пальчиков, поцеловать эти мягкие, нежные щечки? Я-то этого не помню, поскольку был слишком мал, но хочу перешерстить все уголки своего мозга до последнего – вдруг там все-таки сохранился этот момент.
Если б вы сейчас могли заглянуть мне в башку и увидеть, какие там воспоминания о моей матери теперь, вы бы всё поняли.
Первое из этих воспоминаний начинается с темноты.
Я пытаюсь вырваться, потому что кажется, будто мое сердце вот-вот разорвется в клочки и я задыхаюсь. И тут тьма вдруг спадает, и моя мать смотрит на меня откуда-то сверху с пустым выражением на лице. Наконец я как-то ухитряюсь вдохнуть опять – кашляя, хватая воздух ртом, вижу окружающий мир сквозь слезы. Когда боль в груди наконец утихает и я могу нормально дышать, моя матушка, которая таращится на меня, начинает визжать. Кусает подушку, которую почему-то держит в руках, судорожно всхлипывает. Звуки такие жуткие, что я, неспособный отползти или откатиться от нее, тоже начинаю орать. Мать трясет меня и визжит еще громче, вся так и корчась. Не знаю, сколько мне тогда было. Два годика? Три? Пожалуй, примерно столько, поскольку я едва умел говорить.
Да, самое мое первое воспоминание