Казнили какого-то человека. Я видел все до мелочей и мог подробно описать любую деталь трагической сцены. Меня окружали люди в удивительно красивой одежде, украшенной мехами, птичьими перьями и еще чем-то ослепительно сверкающим на свету. Стройными колоннами стояли солдаты в невиданной до того железной одежде. Очень много солдат. Только в руках у них были не автоматы, как у охранников лагеря немецких военнопленных, где я родился и прожил до шести лет, а очень длинные палки или громадные, как у нашего повара, ножи. Не могу сказать, какого возраста был во сне, но, думаю, далеко не пятилетним ребенком.
Помню ужас, который охватил, когда бедняге отсекли голову и подняли за волосы. Я видел искаженное страхом смерти лицо казненного, его обезглавленное тело и вздувающийся кровавый пузырь на месте головы. В пять лет я не мог знать подобных подробностей. Такого не показывали даже в фильмах, тем более, свой первый фильм увидел лишь в семилетнем возрасте.
Откуда, от какого предка досталась эта генетическая “зарубка” о пережитом кем-то потрясении? Не знаю. Но, я болел чужой болью много лет подряд – всякий раз, когда неконтролируемая во сне память подбрасывала мне, малолетнему ребенку, те жестокие события далекого средневековья.
Болел ли чем-нибудь подобным наш автор – Нараевская Наталья Генриховна? Несомненно. Я так думаю – Анатолий Зарецкий.
Об авторе
Наталья Генриховна Нараевская (Кетлинская) родилась в городе Каменец-Подольский в 1909 году в польской семье агронома.
Ранняя смерть отца лишила семью былого благополучия и вынудила переехать в Винницкую область.
В 16 лет Наталья вышла замуж за перспективного молодого директора школы Бориса Нараевского, в 19 родила сына. Но, в суровые 30-е годы муж внезапно был объявлен “врагом народа” и репрессирован. В 1956 году он умер на лесоповале Магадана, не дождавшись реабилитации.
С малолетним сыном на руках, Наталья Нараевская, вероятно, так и осталась без средств к существованию, если бы не сестра, которой удалось устроиться статистиком на завод за мизерную зарплату, да и то “по блату”. Саму же Наталью с клеймом “жены врага народа” ни на учебу, ни на достойную работу не брали вовсе.
Сестер спасал лишь покладистый характер, врождённый оптимизм, да самодеятельный драмкружок, в котором обе блистали своими несомненными талантами.
Однако, вынужденная непосильная физическая работа постепенно подорвала здоровье Натальи Генриховны, и безжалостные хронические болезни навсегда приковали к постели.
И что теперь делать, если делать нечего, а изнурительные