– Вообще говорю. Главное, чтоб в тебя попало, а как – не важно.
– Что-то, Кибо, я твоих речей не понимаю, не врубаюсь в твой базар! – начал накаляться Сатана.
Кока, чтобы разрядить обстановку, решился вставить:
– Можно нюхать. Ничего, кайф даёт. Можно даже пить…
Сатана крутанул клок волос:
– Давай. Раз-раз, лац-луц – и готово!
Нугзар ушёл в ближайшее кафе, а Сатана и Кока пристроились на приступочке дома и, не обращая внимания на толпу, вложили шарик в фальшивую купюру, камнем растолкли горошину.
После мощной затяжки Сатаны порошка осталось совсем мало, но и этого хватило Коке, чтоб погрузиться в негу. Он с трудом расслышал приказ Сатаны сидеть и ждать, пока тот не оттрахает какую-нибудь шлюху из витрины.
– А потом ты мне нужен – по магазинам пройтись. Лац-луц, орера! Сиди тихо! Потом ещё подмолотимся! Баба с возу – тэлэгэ лэгчэ, – щегольнул он очередной русской фразой, тоже, очевидно, выученной на зоне.
После затяжки ни рёбра ступеней, ни холодный камень не мешали Коке сидеть на лестнице, как на мягком троне. Мысли его тихо съехали на Тбилиси.
Да, раньше, при Василии Павловиче Мжаванадзе[44], в городе царила тишь да благодать. Начиная с апреля Кока ходил в школу в одной рубашке, а куртку надевал только в ноябре. Утром по полу квартиры бегали солнечные блики, пахло душистой мастикой и цветами, несло прохладой из коридоров, полных книг и картин. И мацонщик уже стучал банками на лестнице, и его сталинские усы поднимались в улыбке, когда он целовал Кокин кулачок с зажатыми монетками за две банки снежного мацони: “Диди бичи гаизарде!”[45]
Пару раза в год случались убийства, и весь город обсуждал их, причём обстоятельства дел бывали известны горожанам куда лучше, чем прокуратуре. Ношение ножа было серьёзным преступлением, а о пистолетах никто и не помышлял, – вот знали, что у хромого Отара есть пистолет, хранимый в сундуке вместе с двумя потрёпанными порножурналами, их Отар давал смотреть за пачку иностранных сигарет. И все ходили к толстому мальчику Изе Бредису (отец его работал в торговле) и покупали у него за рубль “Кент” и “Филип Моррис”, чтобы отнести Отару за просмотр журналов, и каждые два месяца толстый мальчик Изя Бредис с тревожным видом выходил на лестничную площадку и, кося близорукими глазами в сторону, сообщал, что теперь пачка будет стоить не рубль, а рубль двадцать…
Худшее, что могло случиться, – мелкие уличные потасовки, стычки с другой школой, лёгкие свары возле кино или хинкальных. Наркоманов в районе было по пальцам посчитать, и все они укромно сидели по домам за нардами, благо морфий им привозили на скорой помощи, как больным, – надо только подмазать районного врача и получить справку, что ты стал морфинистом не по своей вине, а попал в аварию, или у тебя рак, или туберкулёз позвоночника, боли. Ампулы можно было прикупать у медсестёр скорой.
Наркотики возникли в Тбилиси сразу после указа Шеварднадзе от 1974 года “Об усилении борьбы с наркоманией” – из этого указа все вдруг узнали, что заниматься наркотой очень выгодно!