– Аято, пожалуйста, пойдём отсюда. Мне плохо, – хрипло сказал кареглазый, чьи ноги предательски подкосились.
Старший вмиг подхватил брата, придерживая того за талию. Парни немедленно скрылись с этого переулка, начиная искать ближайшую аптеку. Домой пока идти совсем не хотелось.
Братья стояли около пустующего стадиона. Ближе к вечеру мало кто ходит сюда, а время уже приближалось к восьми. Солнце налилось ярко-оранжевым цветом, а небо приобрело оттенок клубничного молока. Аято с Кеном не спеша промыли друг другу раны и наклеили пластыри. К их счастью всё обошлось без серьёзных последствий. Не считая синяков и стёртой в некоторых местах кожи, мальчишки остались целы и невредимы.
– Я не ожидал, что ты так заведёшься. Но ты надрал им зад как следует, братишка, – усмехнулся Аято, пытаясь поднять настроение младшему.
– Такие люди, как они, ужасны. Они считают себя выше других из-за вещей, которые мы не выбираем. Но они унижают за это, чтобы казаться лучше и круче. А на деле такое отношение выглядит омерзительным. Ненавижу это всеми фибрами души, – глухо произнёс Кен, скорбно улыбнувшись брату.
“Ну а что я ещё могу сказать?” – в мыслях спросил себя Судзуки. – “Аято, я устроил драку из-за тебя, потому что ты близкий мне человек. Я дорожу тобой, хочу защищать и оберегать всю оставшуюся жизнь, ведь я люблю тебя. Это так глупо. Он бы наверняка посчитал это шуткой. Хотел бы я, чтобы так и оказалось. Но эти чувства всё труднее держать в себе. С каждым днём я привязываюсь к нему лишь сильнее. Эта пытка сводит меня с ума. Надоело”
Тем временем, пока Кен боролся со своими мыслями, Аято заметил, как по ладони младшего стекла струйка крови. Такимура взял руку брата и осмотрел небольшой порез. Вдохнув побольше воздуха и обеспокоенно взглянув на Кена, Аято достал остатки пластыря из кармана своих брюк.
– Сильно болит? – прозвучал нежный голос над ухом Судзуки. – Сейчас станет легче. Подожди.
Аято быстро оторвал зубами приличный кусочек пластыря и, аккуратно поднеся к себе ладонь брата, начал заклеивать его рану. Кен чувствовал, какие трепетные движения были у Такимуры. Блондин невесомо касался руки и легонько дул губами на место царапины. А у Кена от таких манипуляций мурашки по коже. Хочется волком взвыть, но младший из последних сил держится, проклиная всё, что можно, и в особенности заботу Аято.
“Из-за своих чувств я прикусываю язык. Из-за страха лишиться его мне приходится держаться на границе дозволенного. Любовь, которая настроена на самоуничтожение. Как же надоели эти бессмысленные утешенья. И твоя доброта разрывает мне сердце на части. Аято, если ты ничего не чувствуешь ко мне, пожалуйста, не будь таким нежным”
– Спасибо, что заступился за меня, –