Алексей, не обращая внимания на его вопрос, продолжил:
– Я стою, будто окаменелый. По-моему, если бы тогда развязали и сказали: «беги», то навряд-ли бы смог ногами пошевелить. Тут очередь офицера, нашего командира, настала. В это время их главный встал с камня, к лейтенанту подошёл и говорит по- русски, чисто без акцента: «Так, что, лейтенант? Ржавые кровати, что везли, пожалел, а солдат тебе было своих не жалко. Что скажешь?» – а сам так криво улыбается в чёрную бороду, зубы большие белые показывает.
Зубы-то на фоне чёрной бороды особой белизной отдают. «Ладно,– продолжил чеченский командир,– за то, что ты нам праздник помог устроить, тебя не зарежут как барана, а я лично тебя расстреляю. Два шага из строя!»– лейтенант вышел, оглянулся на меня, сказал: «прости», в это время в него борода из пистолета и выстрелил. Он тоже в яму упал.
Рассказчик вдруг замолк, на глазах у него навернулись слёзы. Чувствовалось, что ему было очень трудно говорить, но он продолжил, играя желваками и покусывая губы:
– Подтащили и меня к той яме. Людей в ней не вижу, а то, что стены жёлтые кровью облитые, в глазах стоят. «Вот тебе,– думаю,– и красная яма с железом». Почему я так подумал? Потому что, когда нас в армию забирали, на вокзале цыганки были, солдатам гадали. Одна из них гадает, солдаты около неё кучкой. А я так подхожу и говорю: «Чего вы, с мозгами не дружите, они вас дурят и свой бизнес на вас делают». Цыганка, что гадала, и говорит мне: «Я тебе, касатик, бесплатно погадаю, – бойся красной ямы и железа.– Я плюнул и пошёл от неё, а она мне вслед кричит,– бойся красной ямы и железа, каса-тик!».
Вот так стою я перед ямой, то-ли живой еще, то-ли уже мёртвый, сам не знаю, чечены меня сзади держат. Уж казнитель меня за волосы схватил и вдруг… тишина образовалась. Меня от ямы отдёрнули, лицом к бородачу повернули. А он жестом велит меня к себе подвести. Подводят меня к бородачу, рядом старик стоит и уже совсем не зло на меня смотрит. Бородач спрашивает меня: «Правда ли ты, урус, мальчишку о змее предупредил?– Я в ответ головой кивнул, а сказать ничего не могу, скулы свело.– Доброе дело ты сделал, урус,– говорит он,– добро добром кроется. Я тебе дарую жизнь. Пойдёшь к своим и расскажешь про эту яму».
Завязали мне глаза, старик с мальчишкой вывели меня за пределы кишлака и отпустили. После этого, я больше в боевых действиях не участвовал, долго лежал в госпитале, а потом меня демобилизовали. Такая эта история,– сказал Алексей и посмотрел в упор на деда.
– Вот это да,– проговорил Лёньша, и восхищённо посмотрел на Алексея,– да ты же герой. А мы тут раскукарекались.
– Какой это героизм, сказал Алексей, сконфузившись,– один приказ не по уму выполнял, а другим горло резали. Разве это героизм? Глупость одна.
– Так, вы же выполняли приказ,– встрял дед Антип,– вот ты сейчас, я чувствую, лейтенанта обвиняешь, а ведь он тоже приказ выполнял. Или приказы можно выборочно выполнять? Этот нравится – выполню, а этот не нравится – не выполню…
– Да отстань ты от человека,–