Кода-то давным-давно, живя в одном посёлке в Поволжье, она уже имела печальный опыт такого общения: в шестилетнем возрасте её серьёзно забодал, свалив на землю, и извалял в жидком коровьем навозе, вот такой же игривый и бодливый молоденький бычок… А за два года до этого леспромхоза они жили в колхозе. Лера в свободное от школы время помогала матери на ферме управляться с коровами. Уже тогда она обратила внимание на то, что все коровы очень любят соль. Они просто дрались за лакомые кристаллики, отпихивая друг дружку от чьей-нибудь пригоршни с подсоленным куском хлеба. Во время кормления животноводы им всегда в сено добавляли солёный силос или крупную серую соль и даже солёную селёдку.
Селёдку один раз в неделю привозили на самосвалах из рыбокомбината, расположенного в нескольких километрах – в соседнем приморском посёлке. Она – ржавая, скользкая и вонючая – горой была свалена в фуражном сарае. Коровам тогда давали пить много воды. Наверное, это каким-то образом способствовало увеличению надоев… Некоторые доярки иногда выбирали более крупные и неповреждённые тушки сельди и брали домой. Там селёдку чистили, снимали кожу, вынимали кости и внутренности, нарезали и потом ели с репчатым луком, порезанным кольцами, растительным маслом, горячей варёной картошкой. Это была невозможная вкуснотища!
Пока Борька лизал и мусолил Лерину руку, едва не втягивая её в рот по самый локоть, её озарило, в чём её спасение. Не зря же у неё в сумке всегда лежал спичечный коробок с крупной солью. Вот он и пригодился… Она второй рукой нащупала под мятой газетой спасительный коробок. Достала его и большим пальцем выдвинула, высыпав часть содержимого в пригоршню. Вытащила руку из сумки и поднесла горсть, раскрыв её у самых губ бычка. Он опять с жадностью захватил её руку вместе с солью и долго сосал и мусолил её.
Осторожно и ласково Лера поглаживала присмиревшего и подобревшего Борьку по широкой переносице. Она вдруг поняла, что бычок навсегда побеждён и полностью подчинён её воле. Наверное, в этой девочке-пастушке был глубоко скрыт талант дрессировщицы. По крайней мере, спустя многие годы, этот дар она однажды проявила в другой неординарной ситуации. И тогда тоже всё закончилось её победой. Но имело весьма трагические последствия для другого четвероногого существа, случившегося помимо её воли. Об этом она до сих пор не любит вспоминать. И испытывает при этом чувство, пусть невольной, но вины.
Скормив Борьке остатки хлеба с солью, почесала ему за ушами, лоб, морду и горло. Борька стоял, тесно и доверчиво прижавшись к её боку, как ребёнок. Ведь он, и правда, был почти ещё ребёнок – молоденький телок февральского приплода, – только большой и глупый. Да не такой уж он был и большой: всего-то доставал ей до подмышки – самой невеличке. Его бы солью с хлебом подкормить, глядишь, и он стал бы ходить