– Люблю Антона Чехова, Исаака Бабеля, Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Сергея Довлатова, Викторию Токареву, Андрея Кучаева, Анатолия Трушкина… Не буду объяснять за что. Но замечу: это те авторы, кого не просто читаешь, а и перечитываешь.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Как Вы относитесь к критике собственного творчества?
– С радостью! Раз критикуют, значит читают. Но с уничтожающей критикой в свой адрес еще ни разу не встречался. Напротив, одобряющих и даже хвалебных слов от своих читателей, рецензентов пока получаю куда больше, чем ругательных. А это значит, что пишу все-таки не зря!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Что бы Вы хотели пожелать Коллегии и остальным авторам?
– Коллегии пожелаю и впредь оставаться к своей аудитории – и пишущей, и читающей, – такой же внимательной и доброжелательной, и в то же время взыскательной. А авторам – больше писать, и больше – хорошего, по-доброму цепляющего за душу – пусть даже по собственным ощущениям, поскольку конечное слово, конечно же, за читателями.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
АМИКАН-БАТЮШКА
Знатный тунгусский промысловик Агриппин Култыгир с утра выпил чаю, надел свою теплую меховую парку, взял ружье, встал на лыжи и почесал в тайгу. Еще с лета он заприметил баскую берложину под раскидистой лиственницей у говорливого ручья Суриннакан. Здесь жил одинокий старый медведь Амикан-батюшка. Раньше он шарашился себе по тайге, промышляя крупной сохатой и мелкой рогатой дичью. Но заболел пародонтозом и растерял по тайге все свои зубы. И с тех пор стал озоровать. То лабаз у кого разлабазит, то подкараулит бабу какую под кустом и того… ягоды иль грибы отнимет. Кушать-то хоца! А однажды Амикан обидел и самого Агриппина Култыгира. Тот шел вечерком после получки из леспромхозовской лавки, нес домой жене бисер для вышивания, внучатам пряников, себе минеральной воды и так кое-что из макарон. Эта старая св*лочь Амикан вышел из-за угла, громко сказал Агриппину в ухо: «У-у-х!», чем очень удивил, забрал из его ослабших рук пакеты с покупками, да и был таков. «Ну, Амикан-батюшка, погоди – зима придет, я тебя тоже удивлю, однако!» – поклялся себе тогда Агриппин Култыгир, пересчитал остатки получки и снова пошел в магазин, на этот раз за водкой. Потому как имел право. И вот он, громко шурша лыжами и стуча прикладом ружья о закоптелый чайник, размашисто и уверенно скользил по снежному покрову к запримеченной еще с лета берлоге, злорадно мечтая, как он снимет шкуру с этого старого разбойника. А снега навалило нонче – страсть! Обе лайки Агриппина устали карабкаться за ним по сугробам, плюнули да ушли домой. Остался наш промысловик один, закружил, заплутал да и вдруг резко куда-то провалился. Очнулся Култыгир от того, что кто-то, радостно сопя, разделывает его. Волосы дыбом встали у промысловика: все, думает, кирдык ему пришел. А это Амикан, который и так плохо спал из-за холода в своей худой, давно не ремонтированной