Бес, смерть и я. Алина Рейнгард

все, в общем-то, нашли способ бежать от смерти Ианы. Нора подросла и, мать писала, ушла в монастырь: вроде бы, громче всех Арелана себя корила, а Норе, кажется, было гораздо тяжелее… Арелана замуж вышла, Серон ушёл на войну, Ярилий только с родителями остался, подспорьем и поддержкой. Ну да он маленький тогда был, почти ничего не понял. Он всё теперь сделает, лишь бы мама с папой его любили. Могу понять. Был бы я младше на момент смерти Ианы – тоже бы не баловался с ящерицей и остался бы в конце концов любимым сыном. А так – ящерица дёргает хвостом, к нам подходит седобородый человек, спрашивает, учил ли меня кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, идёт в дом – разговаривать с моими родителями. Если вспомнить, что мама после смерти дочери работать не могла, аптекарь, который забирает на всё готовое лишний рот (пусть для начала и на несколько месяцев в году), показался просто спасением.

      Делать мне, в общем, нечего. Надо спать. Но я ещё с полночи мечусь, вспоминаю Иану, возвращаюсь мысленно к горю сестёр и мамы… Да и братьев, да и отца. Отец-то держался, ему нас всех кормить надо было, а вот Серон, который и спал легко, и жил без особых тягот вроде бы, всё-таки на войну пошёл. Значит, ему тоже было тяжело. Я так давно не писал домой, что даже не знаю, жив ли он, – наша страна ни с кем сейчас не воюет, но тех, кто пошёл в солдаты, легко отправляют в другие земли, на передовую. Впрочем, я же завтра еду в столицу! Надо навестить родных, познакомить их с невестой… Не сразу, конечно, а как Берониан денег даст. Успокоенный этой мыслью, засыпаю довольный. Всё совсем не так плохо. Всё можно решить. Мертвецов – человеческих мертвецов – не вернуть, но зато живых можно и обнять, и обрадовать. А это главное, наверно.

      IV

      Вот только ни обнять, ни обрадовать я никого с утра не успеваю. Если бы меня кто-то растолкал, можно было бы счесть, что, по крайней мере, обняли меня. Ан нет – Берониан заключить меня в объятия не смог бы при всём желании. Потому он, как обычно, кричит с потолка:

      – Вставай, Леокаст! Поднимайся!

      Продираю глаза, смотрю на часы. Семи утра ещё нет даже. Я почти не спал.

      – Сир, что такое?.. Вы обещали поднять меня в десять…

      – Леокаст… – призрак, кажется, шокирован. – Этот твой Эжен Корибельский оказался чуточку более крепким орешком, чем я думал. Он проснулся.

      Проснулся.

      Проснулся, когда над ним нависал – и присасывался – призрак.

      – Закричал при виде меня так, что тут же ворвались слуги – я успел исчезнуть, только когда они меня уже заметили. У нас есть совсем немного времени: пока в доме мэра схлынет паника, пока побегут в церковь. Словом, столица временно отменяется. Бежать придётся в другое место, и своим ходом.

      Не понимаю, о чём он говорит, и Берониан видит это по моему выражению лица.

      – Я и близко не мог себе представить, что такой юноша, как твой недруг, проснётся, когда я им питаюсь. Прости, Леокаст, всё пошло не по плану – я же говорил, от Эжена можно подпитываться долго, он отнюдь не так прост. Занимался бы