Уничтожив портрет, Узлов уставился на Витю. Витя смотрел на Узлова с равнодушной печалью. Узлов случайно поймал этот взгляд. Витя затаился, засуетился:
– Транспорт начинает ходить в половину шестого. Жалко выпить нечего.
Он сел на кровать, забормотал:
– И то сказать!.. Нужен ли ей Платков? – Витя говорил и постепенно ложился, подтягивал ноги, закрывал глаза. – … Сегодня ей его лиловая рубашка понравилась, завтра понравится человек в голубой рубашке…
Тут Витя заснул.
Саша остаток ночи курил на кухне, прикуривал одну от другой, сухо сплевывал на шафранный большой палец табачные крошки: он покупал сигареты без фильтра.
В пять часов он растряс Витю, тот сквозь сон ему улыбнулся. Когда совсем проснулся, опять сделался чрезмерно серьезен.
– Да, надо ехать.
На улице под ногами скрипел снег, дворники еще не вышли. Первым транспортом доехали до платформы. Здесь было очень тихо и очень холодно. Подошла тусклая электричка. Дорога прошла в молчании, за окном загорались размытые огоньки.
– На следующей, – лишь сказал Витя.
Саша кивнул.
Они сбежали с платформы, пошли лесом.
– Далеко тут? – спросил Саша.
Витя не ответил, он смотрел вперед. Саша проследил его взгляд и увидел Марину. Еще издалека она помахала им рукой в белой вязаной варежке.
– Ба! Ребята!
– Значит, всё? – спросил Саша, когда она подошла.
– Что, всё?
– Легла с другим?
– Почему «легла»? Я сегодня вообще не ложилась. Очень спать хочется. Всю ночь проговорили. Наговорили на лагеря!
– Он сказал, – Саша указал на Витю.
Витя пристрастно рассматривал лес, ветки.
– Ты ему поверил? – удивилась Марина. – Как ты мог ему поверить? Как ты мог хоть на секунду представить…
Саша упал на колени.
– Прости, прости! Действительно, как я мог… Как я мог!
Марина вздрогнула, ее лицо стало жестче.
– Встань, – сказала она. – Как ты можешь так унижаться? Жена все-таки не ночевала дома, а ты на коленях перед ней.
Саша встал по-звериному: быстро и вместе тяжело. Ударил по замазанному снегом стволу липы кулаком так, что сам весь разом как поседел.
– Скажешь, не легла? – покосился Витя со значением, даже таинственно. Таинственно, потому что не совсем понимал, о чем говорит. У Вити никогда не было женщины.
– Как же я могла лечь, сам подумай! – громко ответила Марина. – У Платкова же, с позволения сказать, триппер.
Пошли к платформе. Марина и Витя шли впереди, о чем-то говорили, смеялись. Саша порядочно отстал.
– Эй, догоняй! – крикнула ему Марина своим высоким детским голосом.
Саша остановился, закурил суетливыми