первые двухвостки в туалете под подмокшей половой тряпкой, затхлый запах жёлтого холодильника с заедающей дверцей, бормотание телевизора. Куча маленьких дел. Полить цветы, её любимые кактусы и фиалки, приготовить обед – щи из капусты. Капусты у них много, она уродилась в этом году, чулан ей завален, она гниёт и воняет на весь дом. Кажется, её будет всегда преследовать это видение: полутёмная прихожая и этот сладковато-гнилой запах капусты. И большие, напуганные в ожидании резкого оклика глаза дочери. Такие же, как у неё самой. Ксения не может смотреть в глаза Лики, а та, завидев мать, ёжится, как от удара. Маленький запуганный мышонок. Ксения не любит думать обо всём этом, ей некогда пытаться вникнуть в свои отношения с дочерью. Лучше оставить всё, как есть, и так забот полно. Надо только не смотреть дочке в глаза, не отвечать на её вопросы. Не отвечать, почему на обед снова будут щи, а не её любимая рыбная запеканка. Потому что село, в котором свой рыбокомбинат, закупает рыбу на Сахалине втридорога, а свою продаёт почти бесплатно. Это называется взаимовыгодный обмен, выгоднее не бывает. Не отвечать, почему Лике нельзя иметь котёнка ни с голубыми, ни с какими глазами. Потому что болезнь обострится, пойдёт раздражение, и кожа полезет клочьями, как летом. Зимой немного легче, дочь сидит взаперти, без глотка свежего воздуха. Она такая худая и бледная, что же делать? Нужно сегодня поговорить с Олегом, пусть он возьмёт её в свой отдел. Или пусть устроит её в консервный цех или куда там ещё. Чёрт.
