Первые недели меня удивляло все. Особенно покупатели. Наш супермаркет находился несколько за городом, недалеко от аэропорта. И постоянно приезжали отдыхающие, чтобы сделать закупку на неделю. Что едят американцы? В основном чипсы, печенье – чем больше видов, тем лучше; нарезанные колбаски, индейку, мороженное пачками, молоко галлонами, пиво и газировку; все, что можно разогреть в микроволновке. Честно говоря, я не помню в нашем магазине ни одного продукта, который готовился бы дольше семи минут.
Но еда – это ладно, главное – люди.
***
Мое кровавое сумасшествие обернулось мне шрамами. Такими длинными и багряно-розоватыми. Порезы были не глубокие. И я искренне верила, что шрамов не останется. Остались. Руки немного загорели, но ничто не могло перекрыть узкие продольные полоски на моей левой руке.
Мой покупатель – мальчик лет шестнадцати. Он был с друзьями и они закупали все для «детского праздника» – много содовой, много сладостей, много чипсов и прочих снеков.
Я уже привыкла всем улыбаться, потому что мне первую неделю покупатели часто повторяли «смайл, смайл». И это правильно.
Парень внимательно посмотрели на меня и сказал:
– You too? – (Ты тоже?)
Я сперва не поняла о чем он. Но он поднял вверх свою левую руку и показал мне глубокие продольные шрамы. Было похоже, будто ему разрезали руку пополам, а потом сшили.
– Да, – сказала я, и показала ему из-за кассы свою левую руку.
Но меня удивило даже не то, что он заговорил об этом, а то с каким спокойствием он задал следующий вопрос:
– Чем ты это сделала?
– Лезвием бритвы, – с недоумением ответила я. – А ты? – я не знала что еще сказать, и поэтому спросила в ответ.
– Бензопилой…
Еще секунд десять я смотрела на этого мальчика, а он смотрел на меня, пока я заканчивала пропикивать товар.
– Пока! – радостно улыбнулся он мне на прощание.
– Пока, – улыбнулась я ему в ответ и подумала о том, что пора открывать клуб неудавшихся самоубийц, которые спокойно обсуждают, как они пытались себя покалечить.
***
«“Я чувствую себя, как из деревни. Мне кажется, все смотрят на меня и думают: он из деревни”, – повторял нам Николя, когда мы первый раз приехали в Москву, в посольство. И когда уезжали из Москвы в Америку. И потом в Америке…
– Ну, знаешь, просто для какой-нибудь девочки из деревни, семьдесят тысяч в месяц – это огромные деньги. Особенно учитывая, что для этого ничего особенного делать не надо…
– Да, только душу продать… Ведь две тысячи долларов – это не такие большие деньги!
– Не большие, но где обычная студентка может заработать две тысячи долларов в месяц?
– Я зарабатывала. В Америке. И при этом мне не приходилось делать что-то, что хоть как-то ущемляло мое достоинство».
И самое удивительное, что обычная девочка из деревни – это я. Слышала я еще одну байку, как девочки «из деревни» любят раздеваться на студенческом конкурсе «А на что вы способны?».