Капиталисты готовы продать нам верёвку, на которой мы их повесим.
Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что избегнув одной неприятности, попадаешь в другую.
Толчки могут разрушить только нестабильную систему. А – отчего она стала нестабильной?
Нет никаких причин полагать, что, если бы не мировая война, тяжелым грузом лёгшая на социальную ткань, русская монархия не сумела бы мирно и успешно трансформироваться под влиянием и по ходу экономического развития страны.
Будь у последнего из русских царей чуть больше здравого смысла и твёрдости, Россия вполне могла бы войны избежать.
И всё же не сама по себе война определила революцию. Её определял издавний страстный конфликт общества и власти, на который война наложилась.
Я всегда чувствовал не только роковой характер революции, но и демоническое в ней начало.
Трагедия русской революции разыгрывается в среде «полудиких людей».
Я не думаю, что революция была абсолютно неизбежна – история, как и человеческая жизнь, многовариантна.
Можно всё произошедшее в России в те годы понять и как неизбежный ураган от всего накопившегося в русской истории. Другое дело – радостно его встречать или плакать, но изменить ничего нельзя.
Революция разбила не только дворянство, но и русскую интеллигенцию в старом смысле слова. Интеллигенция столетие мечтала о революции и готовила её. Но осуществление революции оказалось её гибелью, её собственным концом. Одна часть интеллигенции стала властью, другая же её часть была выброшена за борт жизни. Революция изобличила ложность идеологии, которой жила интеллигенция.
Десятки миллионов людей погибли в результате осуществления идеи насильственного изменения хода истории. То, что вначале казалось стремлением к справедливости, обернулось массовой кровавой бойней.
Как заметил Энгельс, для всякого данного класса нет большего несчастья, как получить власть в такое время, когда он, по недостаточному развитию своему, ещё неспособен воспользоваться ею надлежащим образом: его ожидает в этом случае жестокое поражение.
Русская история ещё не смолола той муки, из которой будет со временем испечён пшеничный пирог социализма, и что пока