В то лето Катя (ей было тринадцать) испытывала очередную безответную влюблённость. Она «сохла» по одному мальчику с соседней дачи. Он же «сох» по Катиной сверстнице, гостившей в это время у Поваровых, – куклоподобной, голубоглазой, с румяными щёчками и льняными кудряшками. Словом, ничего из ряда вон: налицо заурядный, хотя ещё и осложнённый, обострённый фактором подростковости, треугольник. Как-то они всей компанией переправились на лодке на другой берег, и Кате взбрело в голову продемонстрировать, какая она классная пловчиха. Она действительно тогда хорошо плавала. Похвасталась, что запросто переплывёт всё озеро; её поймали на слове: «Ну переплыви». Она не доплыла до берега метров пятьдесят, когда силы полностью оставили её и она пошла ко дну. Катя на всю жизнь запомнила эти страшные мгновенья, как она, уже не оказывая никакого сопротивленья, чётко осознавая, что это конец, уже мысленно прощаясь со всем и со всеми, погружалась всё ниже и ниже. Однако держала при этом глаза открытыми. И что же она при этом увидела? Каких-то копошащихся, кажется, на самом дне чудовищ. Но не безучастных к тонущей. Они тоже видели её и даже как будто звали. Но не звуком, не голосом, а тем, что протягивали к ней свои безобразные щупальца, клешни. В тот раз её спасло только то, что рядом рыбачил кто-то из местных. Уже много лет прошло, но эта картинка: когда она медленно погружается всё ниже и ниже навстречу зовущим её к себе придонным чудищам, – является к ней во сне до сих пор. Пробуждаясь, чувствует, как сильно бьётся её зажатое тисками ужаса сердце.
Но это случилось с Катей давно, сейчас же… Да, Настя и Гея рванули вперёд, Екатерина Юрьевна неспешно идёт за ними почти «след в след»: сапожки впереди идущих оставляют свежие узорные выемки в неглубоком снегу (здесь, на относительно открытом пространстве, постоянно пошаливает ветер, он-то и не позволяет снегу скопиться, зато в воздухе почти никогда не оседающая мелкая снежная пыль). Екатерина Юрьевна идёт, почти не глядя по сторонам. Её мозг сейчас на автопилоте: отделившись от Екатерины Юрьевны, гуляет сам по себе. От промелькнувшего жутковатого воспоминания, как она едва не стала утопленницей, до, следуя странной логике, той безобразной сцены, когда она, потеряв голову, дико закричала на мужа… Да, ещё де-юре мужа. До фактического развода сколько-то воды утечёт…
«Мама! Мама! Скорее! Подойди к нам! Здесь что-то ужасное!..» Екатерина Юрьевна, мгновенно забыв о Брумеле, бросила взгляд на то, что творится впереди… Обе её девушки… нет, с ними как будто всё в порядке. В паре метров от кабинки для переодевания. Переодеваются, естественно, только в разгар лета, а сейчас… Ну, может, если кто-то из случайно прогуливающихся справит нужду. Разбросанные по снегу головешки от старого кострища. Дочь подзывает, отчаянно машет матери руками. Гея в стороне,