Ранние годы жизни Темучина напоминают контрастный душ: периоды относительного благополучия сменяются тяжкими испытаниями. Постоянно попадая из огня в полымя, мальчик, а затем юноша не столько обгорел, сколько закалился. Каждый новый удар судьбы сначала сбивал его с ног, но в результате Темучин поднимался еще выше.
Мы видели, что он обладал даром разбираться в людях и редкой харизмой.
Даже в ранней молодости он был предельно прагматичен. Стремясь к труднодостижимому, умел отступаться перед невозможным – именно так следует трактовать некрасивую историю с брошенной на милость врага женой.
Есть еще одна иллюстрация этой характерной черты, присущей Чингисхану, – из поздней поры его жизни.
Достигнув пика земного могущества, великий хан, как это нередко случалось с мегаломаньяками, возмечтал о бессмертии. Он прослышал о том, что в Китае живет даосский учитель Чанчунь, владеющий секретом вечной жизни, и повелел привезти мудреца.
Старец очень долго добирался до ставки владыки. Наконец встреча состоялась. На вопрос хана о том, как достичь бессмертия, учитель честно ответил, что это невозможно. И Чингисхан удовлетворился этим ответом, согласившись выслушать совет о том, как, по крайней мере, подольше прожить. Чанчунь ответил расхожей истиной: избегать суетных тревог (что для правителя вряд ли возможно) и воздерживаться от излишеств.
Чингисхан наверняка был очень разочарован, однако отпустил даоса с почетом. (Не исключено, что тут сыграло роль предсказание, которое заодно произнес китаец: что он и хан умрут в один год. Это было со стороны Чанчуня мудро.)
Даос перед владыкой мира. И. Сакуров
Чингисхан, разумеется, был храбр, но никогда не рисковал собой без необходимости. Кажется, он был начисто лишен горячности. Достигнув высокого положения, он перестал участвовать в рукопашной и запретил это делать всем старшим военачальникам. Поэтому, в отличие от обычая, повсеместно распространенного в войнах той эпохи, монгольские главнокомандующие всегда руководили сражением издали и очень редко погибали в бою. Когда у Чингисхана появилась такая возможность, он обзавелся целой армией телохранителей – отлично понимал, что военные империи держатся на личности вождя и что эту личность нужно тщательно оберегать.
Знаменитая жестокость Темучина объяснялась всё тем же доведенным до абсолюта прагматизмом. Завоеватель не был садистом и проявлял безжалостность исключительно «в интересах дела». Именно это больше всего и потрясало людей той весьма немилосердной эпохи: холодность и расчетливость кровопролития.
Как эта чудовищная методология будет работать в период больших завоеваний, мы еще увидим, но и в родном краю, среди своих, Темучин вел себя точно так же.
Захватив в плен множество татар, народа ему враждебного и слишком многолюдного, Темучин