– От людей, может, и да. Но как нас примут сами волки? – спросил Марок, больше всего боявшийся дальнего путешествия.
– Тагир, их вожак, будет рад вас видеть, – ответил Инвер, глядя на Таору. Та отвела взгляд. – А как скажет вожак, так и будет. Идем.
Таора и Инвер пошли вперед. Белый волк вызвался замыкать строй и следить, не будет ли за стаей хвоста. Но легат не доверял новому знакомому и, попросив мать идти одной, поравнялся со стражем.
– Мы не представились, – холодно заметил Инвер. «Да, он, скорее всего, спас жизнь мне и Таоре, но не в ногах же мне у него валяться?».
– Точно. Амрон. Ты меня никогда не видел, но наверняка слышал имя.
– Ты… вожак вражеской стаи! – у волка отвисла челюсть.
– Был им. Пока твой отец не развязал ту войну.
– В той войне виноват был ты.
– Ха, а ты думаешь, Тагир признался бы. Хотя… я бы тоже не признался. Но ведь можно было решить все миром. Сейчас вспоминаю, из-за чего все началось, даже смешно становится. Несчастный олень, за которым гнался мой волк, перебежал границу, оказался на вашей территории. Закхар прикончил его почти на границе, но Тагир посчитал это оскорблением собственности. Его волки подрали Закхара, тот лишился глаза. Я потребовал извинений, Тагир меня проигнорировал. Так слово за слово, стычка за стычкой, это переросло в настоящее противостояние. Исходом которого стало сражение…
– … у красного брода.
– Раньше его называли черный брод. Но после всей той крови, что была пролита в ту ночь… Моя стая проиграла. Тагир умел воспитывать воинов. Я не смог смириться с поражением и предпочел умереть для всех. Кроме Финны.
– Сестры моего отца?
– Да. Мы любили друг друга. Разумеется, о нашей связи никто не знал. Я обосновался в городе, она несколько раз прибегала ко мне. Однажды за ней увязался Тагир, видимо, что-то заподозрил. Тогда я попросил своего сторожа подежурить у нашего дома с его собакой. Волкхантером. Собака убежала в ту ночь с этим волком.
У Инвера перехватило дыхание.
– Таора…
– Да. Поэтому, когда я увидел ее сегодня, а затем тебя, так похожего на нее, я все понял. Она меня не помнит, мы почти не пересекались. Да и собаки – глуповатый народ, если честно.
Инвер почувствовал, как начала приподниматься шерсть у него на загривке. Собеседник, также заметивший это, продолжил.
– Но, так или иначе, собака сбежала. А мне в эту ночь приснился странный сон. Будто я – или кто-то на меня чрезвычайно похожий стоит на вашей скале, с которой обычно вещал Тагир, позади него, то есть меня, то есть какого-то белого волка, сияет огромная красная луна, и голос, неизвестно откуда, рокочет…
– Когда Луна больше не сможет взирать на боль и страдания своих детей, она выколет себе глаза.