Любой на месте Франсуа был бы так же заворожён, увидев мастера за работой. Этому способствовал и аромат, царивший в лачуге. Кое-где (прямо на полу) стояли вазы, вылепленные из грубой глины. Сосуды были наполнены отнюдь не пустотой, в них расставлялись цветы и ветки деревьев. Присутствие цветов было необходимо, чтобы смягчить запах лака и самшита, пользовавшегося популярностью у мастеров данной специализации ввиду красивого оттенка и плотной структуры. Ни слоновой кости, ни янтаря, ни коралла, ни других, кроме дерева, материалов для изготовления и украшения нэцкэ в помещении не присутствовало. Кость и дерево давно уже считались основными материалами для изготовления этой миниатюрной скульптуры, но кость была материалом крупных японских городов, тогда как жители окраин довольствовались и деревом. За окном стрекотали цикады, в комнате отзывались инструменты мастера. Дыхание Франсуа, частое и напряжённое, когда он входил в жилище, замедлилось и снова приобрело свой обычный спокойный ритм. Франсуа не заметил и сам, как весь обратился в зрение и слух. Но мастер Макито уже ощутил присутствие гостя. Он церемонно поклонился, сев на колени и опустив голову до татами.
– Мастер Макито… – начал Франсуа.
Снова принявшийся за свою работу, мастер как будто бы не обратил внимания на эти слова. Только тёмные глаза на секунду-две задержались на чуть вытянутом лице иностранца и снова обратились к работе.
– Я потратил достаточно времени на ожидание. Прошли ровно две недели с тех пор…
– …с тех пор, как вы спасли мою жизнь, – продолжил японец, – и я обещал изготовить нэцкэ для вашего властителя.
Мастер снова замолчал, но это была лишь пауза перед произнесением главных слов.
– Поверьте, я дорожу своей жизнью. Хотя она, как цветущая сакура, – эфемерна. И я уважаю вашего монарха. Хотя его власть не распространяется на страну богини Аматэрасу[2]. Гораздо большее значение я придаю не громким словам, а поступкам и чувству долга. Но даже «он[3]» не может заставить меня ускорить процесс. Ничто не может повлиять на вечность. А вечность и искусство – это одно и то же.
Руки Франсуа яростно взметнулись к волосам и стали мять и рвать их, будто бы намереваясь и вовсе выдрать с корнем. Чёрные, как смоль, волосы Франсуа отличались от огненно-рыжих вихров, принадлежащих голландским путешественникам и купцам, недавно прибывшим в Нагасаки. Но здесь, на окраине островного государства, никто из живущих не видел ни французов, ни голландцев. Никто не слышал о Людовике XIV – короле Солнце, Анне Австрийской или кардинале Джулио Мазарини. Никто. Кроме 69-летнего Макито, который, не обращая внимания на действия Франсуа, снова занялся своей работой.
– 16 августа, когда голландский корабль, на котором, помимо команды, купцов и искателей приключений находился и я, достиг берегов Японии в целости и сохранности, не подвергшись опасности со стороны непогоды и пиратов, я возблагодарил Бога. Когда за день до этого наши моряки втащили на борт знаменитого мастера Макито, лодка которого перевернулась и пошла ко дну, я возблагодарил Бога. Ибо целью моего плавания было найти мастера…
Пока Франсуа говорил, Макито неторопливо продолжал свою работу, изредка замирая, будто бы прислушиваясь к шуму на улице, временами заглушающему слова его гостя.
– Лишь теперь я понимаю, что лёгкая смерть в волнах стала бы для меня благом, а смерть мастера по причине козней морского дьявола не дала бы повода к пробуждению у короля сомнений в моей АБСОЛЮТНОЙ преданности.
– Взгляните, – тихо произнёс Макито, поднося нэцкэ к глазам иностранца, – моя работа может показаться вам завершённой. Но поверхностный взгляд часто не замечает то, что есть на самом деле. А мои пальцы ясно говорят мне, что я ещё не передал достаточно тепла и совершенства своему изделию. То, что сейчас находится перед вами, запросто изготовит любой ремесленник школы Эдо, но если вы хотите увидеть работу, которую выполнил мастер Макито, – придётся подождать.
– Сколько? – сухо спросил француз.
– День. Месяц. Год. Это всего лишь время. Я не даю гарантий, я лишь делаю свою работу. Нэцкэ – часть моей жизни. Так же, как рис и рыба, которыми я питаюсь. Как воздух, которым я дышу. Как цветок, который я созерцаю, чтобы познать блаженство и внести ясность в мои мысли.
Макито неторопливо поднялся с колен. И сделал он это с достоинством человека, над которым нет ничьей власти. Франсуа наблюдал за ним, чувствуя, как с каждой минутой в нём растёт уважение к этому невысокому, тощему, но сильному духом мужчине. По мере того, как японец поднимался, его левая рука опускалась к поясу оби. Минута – и в руках сверкнула пережившая не одно сражение сталь короткого меча вакидзаси, за какое-то мгновение покинувшая плен своих чуть изогнутых ножен. Захваченный врасплох Франсуа схватился за шпагу, но он неправильно истолковал действия мастера. Макито уже перехватил рукоять вакидзаси правой рукой – в знак доверия к гостю, а затем покорно протянул меч Франсуа.
– При нашей первой