Один из сотрудников вздохнул и покачал головой.
– Это точно. Как выпью, как будто отравился совсем.
– Но дело не только во вреде здоровью. На производство самогона идут пищевые продукты, а вы знаете, как у нас обстоит дело с питанием…
– Товарищ Железнов! – вернулась вдруг Баранова. – Банда Барсукова на Григорьевской даче!
– Откуда известно! – вскочил Железнов.
– Только что мой агент сообщил, пришлось вернуться и доложить, – быстро ответила Баранова.
– Все на операцию! – начальник городского ОПТУ выхватил из ящика стола наган и устремился за Барановой.
Присутствующие заспешили за Железновым, толпясь в дверях.
Вечером начальник севастопольского отдела ГПУ докладывал по телефону в Симферополь:
– Операция не дала результатов, Павел Антонович. Бандиты ушли. По пути банда налетела на поселок Приморский, уничтожила наших сотрудников. Трупы их изуродовала. Завтра будут хоронить. В оперативном отряде ранен Дивов. У меня все.
– Проморгали… Куда ранен Дивов? – спросил хриплый мужской голос областного начальника на другом конце линии.
– В руку, Павел Антонович, кость цела, поправится.
– Твое мнение? – спросили из Симферополя.
– Знал Барсуков, что на него пошли, знал, Павел Антонович, вот и ускользнул.
– Надо разобраться. На днях буду у тебя, Железнов.
– Поездом приедете, Павел Антонович? Буду встречать…
– На автомобиле. Все.
Железнов положил трубку, закурил и некоторое время размышлял о делах в его отделе. Вошел Донцов и доложил:
– Задержанная Коростылева уже давно изъявляет желание повидаться с вами, товарищ начальник.
– Приглашай ее сюда, – затоптал папиросу в пепельнице Железнов. Вскоре Донцов впустил в кабинет Коростылеву и ушел. Задержанная истово закрестилась, глядя мимо Железнова на плакат за его спиной и запричитала:
– Господи, прости мя, дуру грешную, господи, прости мя и помилуй…
– Гражданка Коростылева, вы не в церкви, а в государственном учреждении, – строго оборвал ее Железнов.
– Бога вспомнить нигде не лишне… – покачала головой та.
– Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, помните?
– Да, сыночек, был такой грех. Стала я Любки, постоялки своей, намедни ее флигель прибирать, смотрю, пасма денег этих, значит… Вот и взяла я одну бумажку, пропади она пропадом!..
– Ясно. Вот теперь похоже на правду. А где ваша квартирантка работает? Чем занимается?
– А бог ее ведает где. В ночную все она, в ночную…
– Что же, гулящая может?
– Да нет, сынок, дружка имеет с рожей-то, слово ему не перечь. Ох, как узнает она про грех мой, так гляди, ее дружок и побить, и порезать меня сможет… сжав в кулачки руки, приложила их к груди старуха.
– Не узнает. Мы ничего ей не скажем, а вы тоже, думаю,