– Вот и не дергайся! Нормально все будет. У нас все козыри на руках. У твоих конкурентов, которым старикан дал от ворот поворот после званого семейного ужина, таковых не было. Тот, кто предупрежден, – вооружен. Теперь мы знаем, что нельзя подавать на стол охлажденное красное вино. Впрочем, об этом всем культурным людям известно. Знаем, что наш итальянец органически не переносит желтый цвет. Терпеть не может, когда женщины пользуются парфюмом, пытаются с ним откровенно заигрывать и рассказывают пошлые анекдоты. Не выносит, когда за столом обсуждают деловые вопросы, ведут разговоры о политике и медицине…
– Профессор Преображенский, блин, – вставил свое слово Никита.
– Согласись, это еще не самое страшное, – усмехнулся Илья. – И последнее: старикан ненавидит фальшь и натянутость в семейных отношениях. Собственно, именно этим обусловлено его желание отобедать в кругу семьи своего будущего партнера. Короче, не парься, волноваться не о чем. Жена у тебя красавица и умница, жаль, что не блондинка, но зато высокая и с большими сиськами.
– Эй, полегче! – притворно возмутился Верховцев, но лицо стало довольным, как у кота, которого накормили сметаной.
Своей женой Никита Андреевич Верховцев гордился так же, как и бесценной антикварной вазой XIV века, и обожал слушать комплименты в адрес обеих. Жаль, что вазу продемонстрировать старикану-миллиардеру было нельзя – к несчастью, это произведение искусства украшал желтый орнамент. Но зато Лиля совершенно точно не оставит старика равнодушным, Илья прав. Ее пленительная красота не может его не заворожить и не очаровать. «Дикарка» – так ласково называл ее Верховцев в постели, и Лилечка откликалась на комплимент, вонзая коготки в его плечи и спину. Ее сочные губы пахли грейпфрутом и немного горчили на вкус, шелковистая кожа отдавала миндалем. Никита млел: сладкое он с детства терпеть не мог. После секса Лиля, как кошка, вытянувшись на шелковых простынях, щурясь и мурлыкая, любила перебирать пальцами его волосы и прорисовывать прохладным пальчиком контуры его лица и губ. Ради этой радости можно было стерпеть все, даже вонючие охапки лилейника.
– Глашку стилист скоро обстругает под заправскую англичанку, остались последние штрихи, – снова встрял в ход его мыслей Шахновский. – Отличная тетка, раньше на «Мосфильме» работала гримером.
– А если старикан с Глафирой заговорит? – засомневался Верховцев.
– С какой радости закоренелый сноб станет с горничной беседовать? Хорошая горничная должна быть нема как рыба. Ну а если вдруг заговорит, то Глафира языком владеет в совершенстве. Она три курса иняза закончила. Странно, что ты об этом не знаешь.
– Странно, что об этом знаешь ты, – не остался в долгу Верховцев.
– Ну… работа у меня такая – все знать, – Илья немного смутился и тут же сменил тему: – Так вот, прононшейшн у нее, как у детей туманного Альбиона. Итальянец никакой разницы не учует – ферштейн?
– Ферштейн.