Комната была пуста, на пороге никого. Я сполз с кровати, босиком подошел к двери, выглянул за порог. Ночь была пуста. Я вышел в огород. Подсолнухи шуршали на ветру, буря нависала над горизонтом, похожая на огромное черное легкое. Небо растягивалось, опять сжималось в ритме дыхания, сернистые вспышки наискось пересекали гигантское легкое, освещая на миг всю систему разветвленных вен и бронхов. Я толкнул калитку и вышел на улицу. Лошадиная падаль ногами лежала в луже, головой – на пыльной обочине. Круглый навыкате глаз еще блестел влагой. Белая, в сгустках крови и грязи грива торчала на загривке, как султан на шлеме древних воинов. Я сел на землю, опершись спиной о забор. Черная птица отлетела медленно и бесшумно. Скоро пойдет дождь. Небо рассекали невидимые порывы ветра, облака пыли неслись по дороге с длинным тихим посвистом, песчинки били в лицо, в глаза, запутывались в волосах, как муравьи. Скоро будет дождь. Я вернулся в дом и бросился на кровать. Ныли руки и ноги, я был мокрый от пота. Неожиданно я заснул.
И вот запах падали снова явился и встал на пороге. Я не совсем проснулся, и, хотя глаза мои были закрыты, я почувствовал на себе его взгляд. Это был мягкий жирный запах, смрад сладкий и липкий, очень сильный, он был гнедой масти в зеленых яблоках. Я проснулся, уже светало. В неверном свете утра белесая паутина перекинулась через комнату, предметы понемногу выходили из тени, удлиняясь, как будто их вытягивали из горлышка бутылки. Между окном и дверью у стены стоял шкаф, в нем покачивались голые плечики, ветер пошевеливал занавески на окне; на глинобитном полу сбились кучки из бумаги, окурков и тряпья, бумага шелестела на сквозняке.
Вдруг запах вошел прямо в комнату: на пороге стоял жеребенок. Худой и лохматый, он издавал зловоние разложения, запах лошадиной падали. Он внимательно смотрел на меня и пофыркивал. Подошел к кровати, вытянул шею и обнюхал меня. Вонял он ужасно. На мое движение встать он отпрянул, неловко ударился боком об шкаф и выбежал с испуганным ржанием. Я натянул сапоги и вышел на улицу. Жеребенок лежал рядом с дохлой кобылицей и внимательно смотрел на меня.
Я окликнул проходившего мимо с ведром воды румынского солдата и попросил его забрать жеребенка и присмотреть за ним.
– Это детеныш мертвой кобылы, – сказал солдат.
– Да, это детеныш мертвой кобылы, – сказал я.
Жеребенок внимательно смотрел на меня, потирая спину о бок матери. Солдат подошел и погладил его по загривку.
– Нужно убрать его от матери подальше, а то сгниет и он, если останется. Будет добрый талисман твоему взводу, – сказал я.
– Да, – сказал солдат, – бедная скотинка. Он принесет удачу моему взводу.
Он снял брючный ремень и сделал уздечку на шее жеребенка. Поначалу тот не хотел вставать, потом резво вскочил и, повернув морду к мертвой матери, взбрыкивая, с тихим ржанием поплелся за солдатом к его взводу, расположившемуся в лесу. Я проводил их взглядом,