Сознаваться оказалось не трудно. Трудно было, когда собрали весь класс, и в присутствии директора и завуча началось дознание. Опрашивали каждого: где находился и что делал, поминутно. Фамилия мальчика находилась ближе к концу списка. Никто не сознавался. Но ведь кто-то украл? Так, может быть, виноват именно он? Может быть, он сделал это неосознанно, как бы во сне, и просто забыл об этом?
Мальчик шаг за шагом представил себе, как отделился от гудящей в рекреации толпы однокашников, как зашел в пустой класс. Солнце светило прямо в окна. Форточки были открыты, и холодный воздух клубами пара проникал в помещение. Все это мальчик помнил необыкновенно отчетливо. Он помнил ряды парт, учительский стол на маленьком возвышении, о которое он всегда спотыкался, выходя к доске. И лежащую на стуле коричневую сумку. И еще он помнил голубей. Они толклись на подоконнике и страшно урчали.
Когда его спросили, куда он спрятал кошелек, ведь прошло всего два часа, и никто из школы не выходил, он ответил, что из форточки уборной бросил его своему знакомому мальчику, с которым состоит в одной организации. Времени, чтобы придумать ответ, у него не было, и он сказал первое, что пришло на ум. Это звучало убедительно, ведь говорили же по радио: все преступники состоят в организации.
Мальчик и сам не понимал, зачем сознался. Может, потому что знал, что виноват.
Директор школы внимательно посмотрел на мальчика и велел подойти. «Да у тебя жар, – сказал он, пощупав его лоб, – ступай-ка домой».
Вечером его забрали в больницу с диагнозом скарлатина. Он лежал в отдельном боксе, голова у него пылала, бабушка сидела возле кровати, ее слезящиеся глаза были близко-близко от его лица, а рядом, тоже в отдельном боксе, умирала девочка. То, что девочка умирает, он понял по тому, каким голосом она просила: «Дайте камфары! Скорее, дайте камфары!» И еще, очень звонко: «А где мой пионерский галстук? Принесите его!»
Про галстук было самое главное, он хорошо понимал умирающую девочку. Это и для него было важно, ведь уже скоро, двадцать второго апреля, их класс должны принимать в пионеры, и, значит, его не примут за дело.
Пока он болел, к маме приходила учительница, и сказала, чтобы они не волновались: настоящих воров нашли: кто-то из учителей увидел в магазине, как двое его одноклассников закупали консервы, копченую колбасу и сухари, чтобы «бежать на войну».
– Соня! Ты говорила с дядей Гриней?
Славик решил, что начнет разбираться с новонайденными семейными реликвиями с малого, то есть с челюсти, которая в данный момент лежала в серванте, в розетке для варенья.
– Я оказалась права, Славочка. Челюсть дяди-Гринина. Он привез ее из Европы.
– Звучит красиво. И что, он ограничился этой информацией?
– Нет, Славочка, конечно не ограничился.
– Ну так, может, мы перестанем переговариваться через стену?
Жена