Девочка толкнула дверь, зазвенел колокольчик, няня едва успела ее подхватить:
– Нельзя, милая, нельзя трогать собаку. Она болеет, она опасна… – Констанца помнила, что пса застрелили:
– Этторе боится собак… – девушка курила, – он мне рассказывал. Еще с детства. Нет, я никогда, ничего не подпишу… -она, едва заметно, качнула головой, – нельзя запятнать честь ученого, даже в малом. Нельзя идти с ними на переговоры. Их надо расстреливать… – она увидела голубые глаза своего визитера:
– Нельзя обманываться. Тетя Юджиния говорила мне о русской пословице. Не все, то золото, что блестит. Он любезен, однако ему надо только одно… – отдыхая от составления в уме уравнений, Констанца вспоминала рисунок, который ей показал мужчина. Они с девушкой, действительно были похожи. Констанца, на мгновение, нахмурилась:
– Узоры, на раме зеркала. Наверное, шифр… – она скрыла улыбку:
– Надо попробовать его взломать. В средние века шифры бывали очень… – она поискала слово, – изысканными, с математической точки зрения… – за десять месяцев, Констанца пока не придумала, что ей делать. Понятно было, что британского консула она не увидит.
Девушка, рассеянно, потушила сигарету. Фарфоровую пепельницу приносили каждый раз, когда Констанца нажимала кнопку звонка. Ночью свет в комнате не выключали. Здесь вообще имелась всего одна кнопка. Констанца понимала, что освещением управляют извне. Она, небрежно, кинула взгляд в сторону рычажка:
– Можно вскрыть стену, ногтями. Найти провода, устроить короткое замыкание, пожар… – лампы в комнате окружала проволочная сетка. Каменные потолки поднимались на двенадцать футов. Констанца предполагала, что они сидят в подвале старого, почти средневекового дома. Мебель привинтили к полу. Даже если бы Констанце удалось, не привлекая внимания, сдвинуть ее с места, до потолка бы она все равно не достала. Девушка была чуть выше пяти футов ростом.
– Ни стекла, ни фарфора, ни металла… – пепельница стояла перед ней. Констанца потянулась за второй сигаретой. Она услышала мягкий, знакомый голос:
– Позвольте мне… – взяв у солдата зажигалку, он щелкнул пальцами:
– Оставьте нас. Как вы поели, дорогая фрейлейн? – мужчина, оценивающе, посмотрел на Констанцу:
– Не надо себя морить голодом, у вас отменная фигура… – Макс видел перед собой будущую гордость немецкой физики, графиню фон Рабе. Он успел забыть, что два года назад кривился, говоря о ее плоской груди и худых ногах. Девушка больше напоминала воробья, но Максу стала нравиться фрейлейн Констанца. В свете лампы ее волосы тускло светились, напоминая осенние листья. Макс представил себе лес, окружавший