Быстров остановился у полосы гальки, вдохнул насыщенный свежестью и приятной горечью воздух, наклонившись, снял туфли. Порывы ветра надували его рубашку пузырем. В голове землянина будто звенело, плескалось пристианское море.
– Я боялась, что ты не прилетишь, – сказала Олибрия, тоже освобождаясь от обуви – легких сандалий с иридиевыми пряжками. – Очень боялась и думала послать за тобой кого-нибудь кроме Ивалы.
– Как же ты могла так думать? – закатывая брюки, Глеб поднял взгляд к графине.
– Не знаю… – она покачала головой, разбрасывая волосы по плечам и звеня крошечными колокольчиками. – Мне показалось, что ты улетел, разозлившись на меня.
– Не смей больше так думать, – он выпрямился и вдруг схватил ее на руки.
Олибрия вскрикнула и прижалась к нему, покрывая лицо землянина поцелуями. Наконец, оторвавшись от его губ, она запрокинула голову, тяжело дыша и испытывая такое блаженство, что даже самые горячие мысли о несчастьях последних дней, имперском престоле и той опасной тайне, которую следовало сообщить Глебу, мигом остыли в ее сознании.
Держа Олибрию на руках, Быстров вошел по колени в воду и медленно побрел вдоль берега, ощущая, как волны облизывают щиколотки.
Губы пристианки приблизились к его уху и зашептали стихи на незнакомом диалекте. Глеб понимал лишь отдельные слова. Не пытаясь разгадать смысл неизвестных рифм, он просто слушал ее красивый голос, наслаждался ее близостью, видом побережья и морских просторов.
– Нравится? – спросила графиня, закончив читать стих на тихой ноте.
– Похоже на добрый шепот ветра.
– Это и есть «Ода южному ветру». Теперь пусти меня. Пожалуйста.
Быстров осторожно ослабил объятия, и дальше они пошли, держась за руки, в обход скалы, выступавшей в море. За острым каменным обломком Глеб вышел на берег и направился, к скульптуре хищной птицы – справа от нее виднелись темно-синие обломки колонн древнего храма.
– Скажи правду, зачем прилетал герцог Саолири? – решился Быстров на волновавший его вопрос.
Олибрия с минуту молчала, ступая среди острых камней и глядя под ноги.
– Хотел, заручиться моей поддержкой Флаосара при выборах на имперский престол! – возбужденно произнесла графиня. – Разумеется, я отказала. Не хочу, чтобы нами правил герцог-мерзавец, который сжег дотла семь городов на Верлоне! Человек с жестоким сердцем, не знающий слов «справедливость», «закон» и «честь» не должен взойти на престол! А если взойдет, то будет большая война: восстанут колонии, мы потеряем друзей и уважение за пределами Империи. Мы сразу превратимся в уязвимую мишень для врагов. Итак, Саолири настойчиво продвигает Флаосара. Но я уже сделала свой выбор. Я хотела бы видеть императором герцога Ольгера. И если Ольгер победит в борьбе за трон, то это будет справедливо: он был лучшим другом императрицы