«Осенью 1941 года однажды, когда я встретил Базилевского в садике нашего дома, он был очень расстроен, задумчив и, как я заметил, чем-то озабочен. Полагая, что у него произошли какие-то неприятности по службе, я спросил его о причинах такого подавленного настроения. Тогда он с волнением ответил мне, что в связи с полученными им сведениями он крайне озабочен судьбой русского народа, что теперь ему совершенно ясно, что все зверства, совершенные немцами в Смоленске, не являются результатом своеволия отдельных немецких офицеров-садистов, пользующихся военным временем и творящих самоуправство, а что вопрос стоит о планомерном массовом истреблении славянского народа и всех народов, не относящихся к “арийской” расе, и что этот чудовищный план разработан и претворяется в жизнь по прямому указанию Гитлера и его клики. Все те зверства, которые нам пришлось увидеть с приходом немцев… это только начало планомерного истребления населения, которое намерены провести немцы со свойственной им педантичностью. Теперь мне ясно, продолжал он, что “жизненное пространство”, о котором твердят немцы, необходимо им для заселения их “арийцами”, и во имя этого они проводят неслыханное в истории массовое, почти поголовное истребление других народов, оставляя лишь часть населения, необходимую им в качестве рабов…»
Дальше он рассказывал о поляках – но о поляках мы уже говорили…
Как видим, в отличие от советской, в немецкой расстрельной операции нет никаких параллельных миров. В ней все на месте: и охрана, и автомашины, и польские пленные, и множество свидетелей. Как и следовало ожидать, в густонаселенной дачной местности близ областного центра операция являлась лишь условно секретной.
Впрочем, а кого им в то время было бояться?
Как немцы искали свидетелей
Помните «документ № 8» немецкого официального материала? Их главного свидетеля – хуторянина Киселёва, выступавшего перед делегациями с рассказами о «зверствах большевиков»? Несмотря на столь выдающуюся роль в деятельности Министерства рейхспропаганды, с немцами на запад он не ушел и осенью уже давал показания следователям НКВД.
Из показаний П.Г. Киселёва.
«Осенью 1942 года ко мне домой пришли два полицейских и предложили явиться в гестапо на станцию Гнёздово. В тот же день я пошел в гестапо, которое помещалось в двухэтажном доме рядом с железнодорожной станцией. В комнате, куда я зашел, находились немецкий офицер и переводчик. Немецкий офицер через переводчика стал расспрашивать меня – давно ли я проживаю в этом районе, чем занимаюсь и каково мое материальное положение.
Я рассказал ему, что проживаю на хуторе в районе “Козьих гор” с 1907 года и работаю в своем хозяйстве. О своем материальном положении я сказал, что приходится испытывать трудности, так как сам я в преклонном возрасте, а сыновья на войне.
После непродолжительного разговора на эту тему офицер заявил, что, по имеющимся в гестапо сведениям, сотрудники