– К сестре – не буду. А к другим… К другим – буду.
Соня рассмеялась, слегка потрепала его по щеке.
– Но тебе придется месяц потерпеть, ревнивец, пока мне стукнет шестнадцать!
Подвенечное платье, в котором Фейга уже не однажды выходила замуж, Соне было велико. Невеста стояла на стуле посреди гостиной, а вокруг нее колдовала Фейга, держа в руке иголку, а в зубах – булавки с цветными головками. Мачеха сидела за столом, традиционно попивала вино, наблюдая за процессом подгонки платья. Фейга рассказывала:
– Папочка купил мне это платье пять лет тому назад, когда выходила замуж за первого своего мужа Йосю Циммермана. Тогда оно было совершенно белое, почти прозрачное. Когда Йосик увидел меня в этаком наряде, он просто озверел и едва дотерпел до ночи! Боже, что он вытворял со мной, что выделывал! Хотя и второй муженек, Веня Кугельман, тоже не отличался особой нравственностью в постели. Знаете, что он придумал? Вы даже не можете себе представить, какие кульбиты он выделывал…
– Надеюсь, ты не станешь демонстрировать сейчас эти кульбиты? Девочка может этого не вынести, – попробовала остановить ее Евдокия.
Фейга рассмеялась:
– Ой, я вас умоляю, пани Евдокия! Эта девочка в скором времени выкрутит такие кульбиты, что дай бог нам с вами вынести это! – и шутливо ущипнула сестру за бок. – Или я не права, сестренка?
Соня недовольно убрала ее руку и с сияющей улыбкой ангелочка посоветовала:
– Подшей повыше левый край. Иначе я загребу всю пыль на дороге.
День был пасмурным, сыпал мелкий дождь. Городское кладбище выглядело пустынным и унылым.
Соня, стоя возле могильной плиты, под которой были похоронены отец и мать, едва слышно шептала:
– Дорогая мамочка, дорогой папа… Извини, папа, но я буду говорить с мамочкой. Мне так плохо, так одиноко без тебя. Ты мне опять приснилась, и я опять во сне плакала. Через три дня я выйду замуж. Так хочет Евдокия и Фейга. Мне жених совсем не нравится, но выхода нет. Я стану женой тощего и глупого Шелома. А вот пани Елена уехала. Уехала навсегда. И я теперь одна. Совсем одна, мамочка…
Свадьбу Сони и Шелома справляли в ресторане при постоялом дворе. Ресторан был большой и светлый, гостей собралось не менее ста человек, причем публика пришла самая разнообразная – от ортодоксальных чопорных иудеев в черных шляпах и с пейсами до польских панов, веселых, шумных, бесцеремонных, быстро пьянеющих.
Соня, прелестная и юная, сидела во главе стола, рядом с ней сопел и краснел от счастья и стеснения Шелом. По бокам от жениха и невесты, соответственно, расположились их родственники.
Из Евдокии вовсю лезла украинская сочность и сексуальность, Фейга была томной и соблазнительной. Время от времени она бросала взгляд на красивого и, видимо, состоятельного поляка, сидящего напротив. Пану томная еврейка определенно нравилась, он время от времени приподнимал фужер с вином, давая понять Фейге, что не прочь продолжить знакомство. Рядом с паном Школьником сидела его жена, мать Шелома, пухлая, клюющая