Мой кинжал вырвал из ножен какой-то урод с круглым, как луна, лицом и нечесаными волосами, – вырвал и сунул себе за пояс. Уж его-то я никогда не забуду. Дамасские клинки нелегко достать, а этот к тому же был отцовским подарком.
– Ну вот, кое-чему ты уже научился, – сказал капитан, злорадно усмехаясь. – Никогда нельзя показывать свои деньги чужим людям… Ладно, делай послушно свое дело и доживешь до Сицилии. Я знаю там одного турка, который даст отличную цену за такого смазливого мальчика… – Он ухмыльнулся. – Впрочем, когда попадешь к нему в руки, долго ты мальчиком уже не останешься…
Я был избит, весь в синяках, но все равно, стоило ноге моей коснуться палубы, как вдоль спины пробежали мурашки. Однако когда меня подвели к свободному месту гребца на рабской скамье и я увидел, в какой грязи мне придется работать, я попытался отбиваться. Казалось невозможным, чтобы люди могли существовать в таких отвратительных условиях, хотя, надо признаться, жилища у нас на побережье не блистали чистотой – кроме дома моего отца.
Он был родом из Багдада, последним потомком старинной семьи, не один десяток лет путешествовал по странам под рукой Аллаха всесильного и принес в наш дом не только богатые ткани, но и другой образ жизни – среди прочего, любовь к купанию в горячей воде.
Прикованный к веслу, я с отвращением огляделся вокруг. Тогда я не представлял себе, что смогу все это выдержать… хотя со временем мне довелось узнать, как много может вынести человек – и все-таки выжить. Положение рабов на этой галере было жалким, я жалел их, жалел и себя вместе с ними. Их спины носили свидетельства того, что происходит, когда надсмотрщик прохаживается вдоль скамей, а его бич не бездействует.
На нашем судне требовалось по два человека на каждое весло, и рядом со мной был прикован крупный рыжий здоровяк самого разбойничьего вида.
– Недолго ты дрался, – презрительно сказал он. – Неужто кельты так ослабели?
– Это судно держит путь в древний и вечно юный город Искендера Двурогого, а мне туда и нужно… – Я сплюнул кровью и добавил: – А кроме того, на берегу меня ждет смерть.
Его громкий хохот показал, что этот рыжий еще сохранил силу и присутствие духа; видно, плеть пока не сумела сломить его и превратить в настоящего раба.
– Эх, добрались бы твои враги сюда! – цинично произнес он. – Здешний сброд мало что понимает в драке и еще меньше в мореплавании. Будет истинным чудом Господним, если они нас всех не утопят.
Звали его Рыжий Марк.
– Остерегайся, – предупредил он меня. – Этот зверь с плетью, там, на баке, очень скор на руку. Старайся, работай как следует, а не то шкуру спустит.
– Меня зовут Синдбад, – сказал я и, произнеся это имя, почувствовал себя бодрее.
– Это имя кое-что да значит, – согласился он.
Немного высокопарно – по молодости – я рассказал ему о своем отце.
– Мужчины нашего рода вели в бой других венетов против Цезаря, и,