– Не сумасшедшая и не преступница, – решительно заявила она. – Я патриотка.
Наконец-то забрезжил свет! Я перевела дыхание, которое задерживала в ожидании внезапного нападения.
– Якобитка, – сказала я. – Господи, ты проклятая якобитка!
Она ею была. И это кое-что проясняло. Например, почему Дугал, в общем зеркало суждений своего брата, проявлял такое усердие, собирая деньги для дома Стюартов. И почему Джейлис Дункан, способная повести к алтарю любого мужчину, который пришелся бы ей по вкусу, выбрала двоих столь несхожих между собой, как Артур Дункан и Дугал Маккензи. Одного – за его деньги и положение, другого – за его возможность влиять на общественное мнение.
– Колум был бы лучше, – продолжала она. – Жаль. Я воспринимаю его несчастье как свое собственное. Им, и только им я хотела бы завладеть, это единственный мужчина, которого я считаю себе под пару. Объединившись, мы могли бы… Но тут ничем не поможешь. Единственный мужчина, которого я хотела, и единственный, которого я не могла бы завоевать своим оружием.
– И вместо него ты выбрала Дугала.
– О да, – ответила она рассеянно, думая о чем-то своем. – Сильный мужчина и даже влиятельный. Достаточно богат. Народ его любит. Но на деле он всего лишь ноги и член Колума Маккензи. – Она коротко рассмеялась. – Сила у Колума. Почти такая же, как у меня.
Меня задел ее хвастливый тон.
– У Колума есть такие качества, какими ты, насколько я могу судить, не обладаешь. Например, чувство сострадания.
– Да. Он сосуд милосердия и сострадания, – с иронией сказала она. – Ну и много ему от этого проку? Смерть у него за плечами, это видно сразу. После нынешнего Нового года он проживет еще не больше двух лет, нет, не больше.
– А как долго ты еще проживешь? – спросила я.
Насмешка достигла цели, но серебристый голос оставался твердым.
– Полагаю, что гораздо меньше. Но это ничего не значит. За отпущенное мне время я успела многое. Десять тысяч фунтов переправлены во Францию, и округ стоит за принца Чарли. Начнется восстание, и я буду знать, что помогла. Если доживу.
Она стояла почти под самым отверстием в крыше. Мои глаза достаточно свыклись с темнотой, и Джейли виделась мне бледной тенью, преждевременным и неприкаянным призраком. Неожиданно она повернулась ко мне.
– Что бы ни произошло на церковном суде, я не раскаиваюсь, Клэр.
– Жалею лишь о том, что могу отдать всего одну жизнь за мою страну?
– Прекрасно сказано, – отозвалась она, не замечая моей иронии.
Мы замолчали. Чернота в отверстии казалась мне осязаемой силой, она холодной тяжестью давила мне на грудь, наполняла легкие дыханием смерти. В конце концов я сжалась в комок, опустила голову на колени и погрузилась в тяжелую дремоту, которая не избавила меня ни от холода, ни от страха.
– Так ты его любишь? – вдруг послышался вопрос Джейли.
Я подняла голову с колен. Я не имела представления о том, который теперь час. Вверху виднелась