– Как ты жила?
Вопрос удивил ее.
– Жила, как все.
Но Клим расспрашивал настойчиво, тогда она немножко отодвинулась от него и, зевнув, перекрестя рот, сказала:
– Жила, как все девушки, вначале ничего не понимала, потом поняла, что вашего брата надобно любить, ну и полюбила одного, хотел он жениться на мне, да – раздумал.
Сказав это спокойно и беззлобно, она закрыла глаза, а Клим, гладя ее щеку, шею и плечо, поставил, очень ласково, свой главный вопрос:
– А как ты стала женщиной?..
– Тем же порядком, как все, – ответила женщина, двинув плечом и не открывая глаз.
– Ты – боялась?
– Чего это?
– В первый раз… в первую ночь?
Подумав, как бы вспоминая, Маргарита облизала губы.
– Это было днем, а не ночью; в день Всех святых, на кладбище.
Открыв глаза, она стала сбрасывать волосы, осыпавшие ее уши, щеки. В жестах ее Клим заметил нелепую торопливость. Она злила, не желая или не умея познакомить его с вопросом практики, хотя Клим не стеснялся в словах, ставя эти вопросы.
– Очень обыкновенно, – закружится голова, вот и – прощай девушка.
Кроме этого, она ничего не сказала о технике и доброжелательно начала знакомить его с теорией. Чтоб удобнее было говорить, она даже села на постели.
– Слышала я, что товарищ твой стрелял в себя из пистолета. Из-за девиц, из-за баб многие стреляются. Бабы подлые, капризные. И есть у них эдакое упрямство… не могу сказать какое. И хорош мужчина, и нравится, а – не тот. Не потому не тот, что беден или некрасив, а – хорош, да – не тот!
Заплетая волосы в косу, она говорила все более задумчиво:
– Жениться будешь – выбирай девушку с характером; они, которые характерные, – глупые, они – виднее, сами себя выговаривают. А тихоньких, скромненьких – опасайся, такие обманывают в час – два раз.
Лицо ее вдруг изменилось, зрачки глаз сузились, точно у кошки, на желтоватые белки легла тень ресниц, она присматривалась к чему-то как бы чужими глазами и мстительно вспоминая. Климу показалось, что раньше она говорила о женщинах не так злостно, а как о дальних родственницах, от которых она не ждет ничего, ни хорошего, ни дурного; они не интересны ей, полузабыты ею. И, слушая ее, он еще раз опасливо подумал, что все знакомые ему люди как будто сговорились в стремлении опередить его; все хотят быть умнее его, непонятнее ему, хитрят и прячутся в словах. Пожалуй – именно непонятнее хотят они быть, боясь, что Клим Самгин быстро разгадает их.
А Маргарита говорила:
– Мне даже не верится, что были святые женщины, наверно, это старые девы – святые-то, а может, нетронутые девицы.
Слушая сквозь свои думы болтовню Маргариты, Клим еще ждал, что она скажет ему, чем был побежден страх ее,